Кто-то, кроме Гаррета.

Он не давал мне спокойно существовать с того самого дня, как мне исполнилось шесть. Постоянно дразнил меня, задирал и унижал. В старшей школе это прекратилось. Он просто делал вид, что меня не существует.

И я искренне не понимаю, что я забыла в его квартире.

– Давай поговорим? – внезапно предлагает Гаррет, выключая сериал.

– Почему ты выключил? – хмурюсь.

– Я выключил пару минут назад, но ты даже не заметила.

Молчу, делая вид, что разглядываю пространство вокруг.

Мне нравится квартира Гаррета. Она ему подходит. Здесь абсолютный минимализм, но при этом все выглядит достаточно гармонично. Темный паркет, светло-серые стены, черные рамы на панорамных окнах, сквозь которые в комнату попадает свет ночного города. Посреди комнаты большой кожаный диван, а сразу за ним – кухня в серых оттенках и с деревянными вставками.

– Долго будешь продолжать разглядывать мою квартиру, игнорируя мой вопрос?

– У тебя уютно. Ты сам занимался дизайном?

– Лиззи? – Он наклоняет голову, пронзая меня взглядом.

– Ладно, – быстро сдаюсь. – О чем ты хочешь поговорить?

– Расскажи мне, почему тебе грустно из-за чемпионатов по фигурному катанию.

– Да нечего рассказывать, – выдыхаю я.

– Лиззи? – Гаррет вскидывает бровь в ожидании.

Нервно сминаю ткань джемпера, избегая взгляда Гаррета.

– Ты ведь понимаешь, о чем я говорю. Представь, что всю свою жизнь ты катался на коньках, мечтал об олимпийском золоте, тренировался по десять часов в день семь дней в неделю, а потом все просто закончилось. И ты остался ни с чем. Жизни людей, с которыми ты рос, продолжаются. Они ставят цели и достигают их, как и прежде. А ты… ты больше не знаешь, что делать дальше, ведь ничего не умеешь.

– Ты можешь стать тренером. Многие бывшие спортсмены так делают.

– Я… – Думаю, рассказывать ему или нет. – Не могу выйти на лед.

– Почему?

– Потому что это больше не имеет смысла. Я уже никогда не возьму золото. Никогда не выполню сложный прыжок. Никогда не почувствую себя полноценной фигуристкой.

– Из-за травмы?

– Да, – киваю. – И из-за возраста. По рамкам фигуристок, я уже пенсионерка.

– А что ты больше всего любила в фигурном катании?

– Побеждать, – честно отвечаю я.

– Ну, проигрывать никто не любит. Но, может, было что-то, из-за чего ты влюбилась в фигурное катание?

– Я никогда не задумывалась об этом. Так привыкла гнаться за цифрами, что совершенно не успевала наслаждаться самим катанием. Это всегда было гонкой, – грустно выдыхаю я. – А теперь… я просто не знаю, за чем гнаться.

– Жизнь – это не только победы, Лиззи.

– Сказал человек, который в свои двадцать четыре завоевал огромное количество наград.

– Мне льстит, что ты интересуешься моей карьерой, – ухмыляется Гаррет, и я тоже хмыкаю себе под нос. – Побеждать, безусловно, приятно. Но это не главное. Вкус поражение отвратителен, и я делаю все для того, чтобы у меня была возможность не ощущать его, но правда в том, что я просто люблю хоккей. Мне нравится сама игра. Всегда нравилась. С самого детства меня поражало, как можно одновременно лететь по льду на таких скоростях в тяжеленной кипе, при этом вести шайбу и прокручивать в голове, куда может привести атака дальше. Это… что-то невероятное. На льду ты словно становишься супергероем, который может все.

Он с таким восхищением говорит о хоккее, что я вдруг ловлю себя на мысли, что никогда и не любила фигурное катание. Я просто любила побеждать.

И эта мысль расстраивает меня еще сильнее.

В моем кармане начинает вибрировать телефон, но я даже не достаю его, ведь прекрасно знаю, что это снова Ноа.

– Не хочешь ответить? – Меж бровей Гаррета появляется складка.

– Нет, – выдыхаю я. – Это Ноа.

– И что ему нужно?

– Понятия не имею. Он хочет поговорить.

– И давно он названивает?

– С самого утра.

– Не хочешь с ним разговаривать?

– А о чем? О том, как он развлекался с твоей сестрой? Мне не интересны подробности. И ты об этом знаешь.

– Дай мне телефон.

Вскидываю бровь.

– Я в состоянии сама решить свои проблемы, Гаррет.

– Не сомневаюсь. Дай мне телефон, – снова просит он, и я послушно протягиваю айфон.

Ожидаю, что Гаррет ответит на звонок и нагрубит Ноа, но он удивляет меня, когда сбрасывает звонок, а затем нажимает на значок камеры и выставляет руку с телефоном вперед, чтобы сделать селфи.

– Давай сделаем вид, что этим вечером мы очень счастливы, а не хотим сдохнуть? – предлагает Гаррет, тем самым вызывая у меня смешок. – Иди сюда.

Гаррет поднимает руку, чтобы я легла ему на плечо и он смог меня обнять. Послушно ложусь и замечаю, что мои веки непроизвольно закрываются от его вкусного древесного аромата.

– Долго нюхать меня будешь? Или все же улыбнешься на камеру? – доносится до меня голос кретина.

Цокаю, но все же смотрю в камеру и широко улыбаюсь.

– Ой, подожди! – Тянусь к Гаррету и целую его в щеку.