– Вы должны были дать ему найти собственный путь, - сказал я.
– и сыграть свою роль в спасении Олимпа.

Гермес вздохнул.

– Мне не следовало злиться на Аннабет. Когда Лука приходил к ней в Сан-Франциско... вобщем, я знал что она сыграет роль в его судьбе. Я предвидел это. Я думал, что она сможет сделать то, чего не смог я, и спасет его. Когда она отказалась идти с ним, я едва сдерживал гнев. Мне следовало лучше знать, что я злился на себя.

– Аннабет спасла его, - сказал я.
– Лука умер героем. Но пожертвовал собой, чтобы убить Кроноса.

– Я ценю твои слова, Перси. Но Кронос не мертв. Ты не можешь убить Титана.

– Тогда...

– Я не знаю, - проворчал Гермес.
– Никто из нас не знает. Обратился в пыль. Рассеялся по ветру. При удачном стечении обстоятельств, его дух станет таким слабым, что не сможет снова обрести сознание, а тем более тело. Но не ошибайся на счет его смерти, Перси.

Мой желудок сделал сальто.

– А что насчет остальных Титанов?

– Прячутся, - сказал Гермес.
– Прометей прислал Зевсу сообщение с кучей извинений за поддержку Кроноса: "Я только пытался уменьшить ущерб" бла-бла-бла. Он не станет высовывать голову еще несколько веков, если умен. Криос бежал, и гора Отрис лежит в руинах. Океаниус вернулся в глубины океана, когда стало ясно, что Кронос пал. Тем не менее, мой сын Лука мертв. Его смерть доказывает, что я не заботился о нем. Я никогда этого себе не прощу.

Гермес провел кадуцеем через туман. Сообщения-картинки рассеялись.

– Когда давно,- сказал я.
– Вы говорили мне, что самое тяжелое в том, чтобы быть богом это не иметь возможности находиться рядом со своими детьми. Вы так же сказали мне, что ты не можешь оставить семью, как бы тебе того не хотелось.

– И теперь ты понял, что я лицемер?

– Нет, вы были правы. Лука любил вас. В конце концов он осознал свою судьбу. Я думаю, он понял почему вы не помогали ему. Он вспомнил о том, что важно.

– Слишком поздно для него и для меня.

– У вас есть другие дети. Ради Луки признайте их. Все боги могут сделать это.

Плечи Гермеса опустились.

– Они пытаются, Перси. Мы все пытаемся сдерживать свои обещания. И может быть теперь мы сможем больше. Но мы, боги, никогда не были хороши в сдержании клятв. Ты был рожден из-за нарушенного соглашения, правда? В конце концов мы становимся забывчивыми. Как всегда.

– Вы можете измениться.

Гермес засмеялся.

– После трех тысяч лет, ты думаешь, боги смогут изменить своей природе?

– Да, - сказал я.
– Я так думаю.

Гермес выглядел удивленным.

– Ты думаешь... Лука действительно любил меня? После всего, что произошло?

– Уверен в этом.

Гермес уставился на фонтан.

– Я дам тебе список моих детей. Есть мальчик в Висконсине, две девочки в Лос-Анджелесе. И еще несколько. Ты последишь, чтобы они добрались до лагеря?

– Я обещаю, - сказал я.
– И я не забуду.

Джордж и Марта извивались вокруг Кадуцея. Я знаю, что змеи не умеют улыбаться, но они казалось пытаются.

– Перси Джексон, - сказал Гермес, - пожалуй, ты мог бы нас научить паре вещей.

Еще один бог ждал меня на пути с Олимпа. Афина стояла посреди дороги, ее руки были скрещены и выражения ее лица заставило меня подумать о-оу. Она сменила доспехи на джинсы и белую блузку, но не стала выглядеть менее воинственной. Ее серые глаза сверкали.

– Итак, Джексон, - сказала она.
– Ты остался смертным.

– Эм, да, мэм.

– Мне известны твои мотивы.

– Я хочу быть обычным парнем. Хочу расти. Получить, знаете, опыт обычной средней школы.

– И мою дочь?-

– Я не могу бросить ее, - признал я, мое горло пересохло.
– Или Гроувера, - добавил я быстро.
– Или...

– Избавь меня.
– Афина сделала шаг ко мне, и я почувствовал как моя кожа зачесалась от приближения ее ауры.
– Я однажды предупредила тебя, Перси Джексон, что, чтобы спасти друга, тебе придется разрушить мир. Возможно, я ошибалась. Кажется, тебе удалось сохранить и то, и другое. Но подумай хорошенько, как ты будешь вести себя с ней дальше. Я дала тебе презумпцию невиновности. Не облажайся.

Чтобы доказать свои намерения, она вспыхнула столбом пламени, опалив края моей рубашки.

Аннабет ждала меня в лифте.

– Почему от тебя пахнет дымом?

– Долгая история, - сказал я. Мы вместе спустились на улицу. Никто не проронил ни слова. Музыка была ужасной- Нил Диамонд или что-то в этом роде. Мне следовало попросить богов еще о том, чтобы они сделали музыку в лифте получше.

Когда мы вошли в вестибюль, я нашел мою мать и Пола спорящими с охранником, который вернулся на свое место.