Шрифт:
Эдна говорила без умолку, как будто прорвался пузырь многолетнего молчания. Она курила, выколачивала трубку, снова набивала ее, рассыпая табак: королеве надоело жить, вот в чем дело, а не в болезни. Валяясь в постели целыми днями, она твердила, что жизнь несправедлива, отвратительна, что в мире нет ничего, достойного капли сочувствия, и чем скорее все это сгорит в огне – тем лучше. Так говорила королева, в то время как рядом умирал ее сын! Равнодушная, бессовестная, глупая…
– Зачем вы подменили младенца? – Я прервала Эднины излияния. Мне казалось, что я увязаю в ее липкой исповеди.
– Младенца? – Она непонимающе смотрела на меня сквозь кольца дыма.
– Алхимик все рассказал!
Эдна со всхлипом вздохнула:
– Я подменила младенца… Да. Я подменила. Алхимик помог мне. Собственно, алхимик все и сделал… Зачем?
– Да. Зачем?
– Ради короля. Ради него… Тот малыш был не жилец. Его мамаша родила его, проклиная весь мир и захлебываясь желчью. Она и сына-то прокляла в первые минуты после рождения. Что же, он вернется с войны – и встретят его сумасшедшая злюка и труп младенчика в колыбели?! Нет… Я сказала алхимику: пусть для короля добудут здорового, хорошего сына. Такого, чтобы выжил. Он нашел тех, что подменяют младенцев, те сделали свое дело, и сынок вырос крепким, красивым… Принцем. А тот, настоящий, помер, конечно, где-то в дальних мирах…
– Ерунда! Он здоров, недавно женился и счастлив! Зачем вы обманываете?
Ее глаза нехорошо блеснули.
– Я?! Это ты лгала мне. Ты сказала, что у тебя есть семечки правды, а это вранье, ты солгала. Кругом ложь, ложь, я ненавижу ложь…
– Ты достойна казни на площади! Только Оберон, мог тебя пощадить! – Я кричала во весь голос. Мне хотелось бить ее, расквасить в кровь это лицемерное, лживое, несчастное существо.
– Пощадить?! – взвизгнула Эдна. – Лучше бы он казнил… Лучше бы я надела на казнь свое самое красивое платье! Король не смог бы отказать мне в последней просьбе – всего-то несколько слов для несчастной любящей женщины…
Ее блестящие глаза разом потускнели.
– Я его любила, – пробормотала она лихорадочно. – Я хотела его получить… стать его королевой… Я отдала бы за это правую руку. Нет, обе руки…
– И поэтому отняла у него сына?!
– Ты ничего не знаешь, – заговорила она с неожиданной силой. – Жена дождалась его и умерла. Он сказал, что она «заблудилась на изнанке». Но я-то знаю, она так сделала ему назло. Чтобы он чувствовал себя виноватым. Потому что он не любил ее никогда. А меня готов был полюбить! Давным-давно во дворце был летний бал, мы танцевали… Мы танцевали с королем! Я говорю тебе: если бы не долг, он оставил бы ее – ради меня!
Она встала. Отбросила назад волосы, высокая, статная; даже мешковатое коричневое платье не слишком ее портило, даже годы не смыли красоту с тонкого белого лица. Казалось, она молодеет на глазах – но уже через миг наваждение прошло. Женщина сгорбилась, осела, как трухлявый гриб, и повалилась обратно в кресло.
– Он написал мне письмо, последнее… Такое холодное, что зубы сводит… «Я предлагаю вашей милости присоединиться к нам. Таков мой долг перед вами и Королевством»… Таков его долг! Перед женщиной, которая любила его больше жизни! – Она трясла и мотала головой, спутанные волосы падали ей на лицо.
– Да ведь ты подменила его ребенка! – Мне снова захотелось взять ее за патлы и хорошенько тряхнуть.
– Я думала, он не узнает, – пролепетала ведьма. – Алхимик сказал… Но король сразу увидел. Бросился искать алхимика, но уже нельзя было ничего исправить. Те, кто подменяет младенцев, текут и испаряются, как вода, они не люди… Тогда король сказал, что принимает ребенка… До сих пор не знаю, куда девался тот алхимик. А меня… он сказал… он сказал…
Ее губы затряслись. По щекам потекли настоящие слезы.
– Он находил слово для каждого нищего, для каждого дворового мальчишки. И только для меня у него никогда не было слова. Меня не существовало для него, не существовало на свете… Это хуже изгнания. Я жила одна, на отшибе… Прошли годы… Я узнала, что Королевство уходит. Я вышла провожать…
– Я вас видела.
– Да. Ты заметила меня и о чем-то спросила его. Он глянул, будто на дерево у дороги… И проехал мимо. Меня по-прежнему не было для него – ни злости, ни ненависти, ни омерзения. Меня не было.
– Вы заслужили.
– Тогда и он заслужил.
– Что?
– Забвение. – Она зубами впилась в мундштук. – Я всего лишь хотела забыть его. Но вышло так, что я отняла у целой страны его имя. А если ты говоришь правду – я отняла его у целого мира. Он великий маг, а я бедная изгнанница. Но в своем горе я оказалась сильнее. Я победила!
Меч дернулся. Я ухватила его двумя руками, пытаясь удержать. Меч потянул меня вперед, подошвы заскользили по деревянному полу, я еле устояла. Женщина подалась назад, выронила трубку; меч дотянулся острием до ямки у нее на шее. Эдна вскрикнула, я чуть было не закричала с ней в один голос: Швея рассекла коричневую ткань от горловины до груди, платье разошлось, под ним показалась кружевная сорочка. Сквозь тонкие кружева просвечивала белая кожа – и кулон на цепочке.