вая вабиком над головой и высвистывая своего кречета,

хотя всякую другую лошадь с всадником тотчас же затя-

нуло бы в трясину по самую подпругу.

– Как есть разбойник! – сказал Смит. – Он вступит в

драку или побежит – как ему захочется, и гнаться за ним не

больше проку, чем пуститься за диким гусем. Сдается мне,

он прикарманил твой кошелек – эти молодчики редко когда

смываются с пустыми руками.

– Да-а, – печально протянул Праудфьют. – Он забрал

кошелек, но это ничего – он оставил мне охотничью сумку!

– Так-то оно лучше! Охотничья сумка была бы для него

эмблемой победы – трофеем, как говорят менестрели.

– Она ценна не только этим, приятель, – многозначи-

тельно проговорил Оливер.

– Отлично, сосед. Люблю, когда ты говоришь в свой-

ственном тебе стиле начитанного человека. Веселей! Не-

годяй показал тебе спину, и ты получил назад трофеи, едва

не потерянные в ту минуту, когда враг захватил тебя

врасплох.

– Ах, Генри Гоу, Генри Гоу! – воскликнул шапочник и

примолк с глубоким вздохом, чуть не со стоном.

– Что такое? – спросил тот. – О чем ты еще сокруша-

ешься?

– Я подозреваю, дорогой мой друг Генри Смит, что

негодяй обратился в бегство из страха перед тобой – не

передо мной.

– Зря ты так думаешь, – возразил оружейник. – Он

увидел двоих и побежал, кто же скажет теперь, от кого он

бежал – от того или другого? К тому же он ведь испытал на

собственной шкуре твою силу и напористость: мы все ви-

дели, как ты брыкался и отбивался, лежа на земле.

– Это я-то отбивался? – сказал бедный Праудфьют. –

Что-то не помню… Но я знаю, что в этом моя сила – ляжки

у меня здоровенные. И все это видели?

– Видели не хуже меня, – сказал Смит, едва удержива-

ясь от смеха.

– А ты им об этом напомнишь?

– Непременно! – ответил Генри. – И о том, каким от-

чаянным храбрецом ты себя только что показал. Примечай,

что я стану сейчас говорить Крейгдэлли, потом обернешь

это в свою пользу.

– Не подумай, что мне требуется чье-то свидетельство:

я по природе своей не уступаю в храбрости ни одному че-

ловеку в Перте, но только… – Великий храбрец запнулся.

– Только что? – спросил отважный оружейник.

– Только я боюсь, как бы меня не убили. Оставить

вдовой мою милую женушку и малых детей – это, знаешь,

было бы очень печально, Смит. Тебе это станет понятно,

когда ты сам будешь в моем положении. Твоя отвага тогда

поостынет.

– Очень возможно, – сказал, призадумавшись, ору-

жейник.

– И потом, я так приучен к оружию и такое у меня мо-

гучее дыхание, что мало кто в этом со мною сравнится. Вот

она где, силища! – сказал коротышка, надувшись так, что

стал похож на чучело, и ударяя себя кулаком в грудь. – Тут

хватило бы места для кузнечных мехов.

– Дыхание у тебя, я сказал бы, могучее, и впрямь – что

кузнечные мехи… По крайней мере твой разговор выда-

ет…

– Мой разговор?.. Ах ты шутник! Шел недавно из

Данди вверх по реке громадина дромонд, так я распоря-

дился пригнать его ко мне и отрубить нос…

– Как! Отрубить нос Драммонду*? – вскричал ору-

жейник. – Да ведь это же значит ввязаться в ссору с целым

кланом – и чуть ли не самым бешеным в стране.

– Упаси нас святой Андрей! Ты не так меня понял… Я

сказал не «Драммонд», а «дромонд» – это большая барка.

От нее отрубили нос… то есть, наоборот, корму… обтесали

и раскрасили под султана или сарацина, и я на нем прак-

тикуюсь: вздохну во всю грудь, занесу свой двуручный меч

да как рубану! Потом по боку сплеча, потом пырну, и так

целый час.

– Таким путем ты, конечно, хорошо научился владеть

оружием, – сказал Смит.

– Еще бы!. А иногда я надеваю на своего султана

шапку (понятно, старую) и с маху рассекаю ему голову, да

с такою силой, что верь не верь – у этого язычника и че-