– Клянусь святой Брайдой Дугласской*, – сказал граф,

устремившись к принцу, – ты хватил через край, бес-

стыдный мальчишка, растерявший и разум и честь! Ты

знаешь, какие соображения удерживают руку Дугласа,

иначе ты никогда не отважился бы на это!

– Вы умеете играть в щелчки, милорд? – спросил принц

и, зажав орех в согнутом указательном пальце, выбил его

большим.

Орех попал в широкую грудь Дугласа, исторгнув у него

нечленораздельный яростный вопль, выразительностью и

свирепостью похожий на львиный рык.

– Виноват, милорд, прошу прощения, – небрежно бро-

сил герцог Ротсей, меж тем как все вокруг затрепетали, – я

не думал, что мой орешек может вас поранить сквозь

буйволову шкуру. Надеюсь, я не попал вам в глаз?

Настоятель, посланный, как мы видели в предыдущей

главе, королем, к тому времени пробился сквозь толпу и,

перехватив у Дугласа поводья, чтобы тот не мог двинуться

с места, напомнил графу, что принц – сын его суверена и

муж его дочери.

– Не бойтесь, сэр приор, – сказал Дуглас, – я мальчишку

и пальцем не трону, для этого я слишком его презираю! Но

я отплачу обидой за обиду. Эй вы, кто тут предан Дугласу?

Вытолкайте эту распутницу за монастырские ворота! Да

отстегайте ее так, чтоб она до смертного дня не забывала,

как однажды помогла зазнавшемуся юнцу оскорбить Ду-

гласа!

Пять-шесть человек из его свиты тотчас выступили

вперед исполнить приказы человека, который не часто да-

вал их впустую, и пришлось бы Луизе тяжко поплатиться

за обиду, для которой она лишь послужила орудием – не-

чаянно и даже против воли, когда бы не вмешался герцог

Ротсей.

– Вытолкать бедную певицу? – закричал он в негодо-

вании. – Отстегать ее за то, что она подчинилась моему

приказу? Выталкивай своих забитых вассалов, грубиян,

стегай своих нашкодивших легавых псов, но остерегись

затронуть хотя бы собачонку, которую Ротсей потрепал по

шее, а не то что женщину, принявшую его поцелуй!

Не успел Дуглас дать ответ, который оказался бы, ко-

нечно, отнюдь не мирным, как началась схватка у внешних

ворот монастыря, и люди, кто верхом, кто пеший, очертя

голову ринулись вперед – если не прямо в драку, то, во

всяком случае, не для мирного разговора.

Схватились с одной стороны приверженцы Дугласа, как

показывал их отличительный знак – кровавое сердце, с

другой – обыватели Перта. По-видимому, они бились все-

рьез, покуда оставались по ту сторону ворот, но в уважение

к освященной земле, едва переступив их, опустили оружие

и ограничились словесной перепалкой.

Схватка имела то благое последствие, что под натиском

толпы принц оказался оттесненным от Дугласа в такую

минуту, когда легкомыслие зятя и высокомерие тестя

грозили толкнуть обоих на крайность. Теперь же со всех

сторон выступили миротворцы. Настоятель и монахи

бросились в гущу толпы, призывая во имя господа бога

блюсти мир и уважать святость этих стен, причем грозили

ослушникам отлучением от церкви, к их увещаниям уже

начали прислушиваться. Олбени, посланный своим царст-

венным братом в самом начале драки, только сейчас явился

на место действия. Он сразу подошел к Дугласу и стал

что-то нашептывать ему на ухо, заклиная умерить свой

пыл.

– Клянусь святою Брайдой Дугласской, я отомщу! –

сказал граф. – Не жить на земле тому, кто нанес оскорб-

ление Дугласу!

– Что ж, вы отомстите, когда приспеет час, – сказал

Олбени, – но пусть не говорят, что великий Дуглас, точно

сварливая баба, не умеет выбрать ни время, ни место для

сведения счетов. Подумайте, все, над чем мы столько по-

работали, пойдет прахом из-за пустой случайности.

Джорджу Данбару только что удалось переговорить со

стариком с глазу на глаз, и, хотя сроку было у него лишь

пять минут, боюсь, это грозит вашей семье расторжением