– Я догоню, - крикнул Павел и побежал рядом с вагонами по мелким камешкам. Но вагоны шли быстрее. С ним поравнялся еще один вагон со ступеньками. Павел прыгнул, ухватился за поручень, подтянулся. В конце концов на бегущую лошадь прыгать не легче.

– Психи ненормальные!
– крикнула им вслед дежурная.

А поезд набирал ход. Бежали мимо телеграфные столбы с белыми чашечками изоляторов. Деревянные избы в окружении зеленых картофельников. Лес. Поля. И снова лес…

Так и ехали братья в разных тамбурах.

Киндер жалобно скулил, не понимая, куда делся Павел.

Петр сидел на полу тамбура, опустив ноги на подножку, обнимал пса и прижимал его к своему боку. Пес был горячим, словно печка. Но отпустить его Петр не решался.

Черный дым от паровоза сносило назад, пахло жженым углем. На рубашку, руки, лицо садилась копоть. Глаза то и дело забивало какой-то мелкотой, и они слезились.

Киндер скулил. Он вообще не любил железной дороги. Она пахла разлукой. Каждый раз, когда цирк переезжал, его совали в вагон. Пахло вот так же гарью, железом, машинным маслом. И он долго-долго ехал один, без друзей, и тосковал, и плакал, и даже завывал от одиночества.

– Перестань, Киндер. Павел сел в другой вагон. Тоже едет. Мы все едем выручать маму, - сказал Петр псу и погладил его спину.
– Маму.

Киндер тявкнул неуверенно.

– Да-а… Мы тоже еще не знаем, как ее выручать… - Петр нагнулся вперед и помахал брату рукой.

Павел ответил.

Состав, вздрагивая и гремя сцепками, остановился возле той самой платформы, где выгружали весной животных.

Братья с удивлением осматривались, не узнавая станцию. Вместо здания вокзала - груда закопченных развалин. Рядом - несколько разбитых обгорелых скелетов вагонов. Чуть дальше - паровоз, смятый, с развороченным боком. А за ним - переломанная надвое шея водокачки, будто огромная неведомая птица ткнулась клювом в землю.

– Идем, - позвал Павел.

Они вышли на улицу и побрели, озираясь по сторонам. Знакомые места и незнакомые. Стекла окон заклеены крест-накрест полосками бумаги. Некоторые дома разрушены, пусты и глядят на улицу черными окнами, будто слепые. Трамваи не ходят. Контактные провода кое-где оборваны, концы их свернулись кольцами на мостовой, как тонкие, изголодавшиеся змеи.

Прохожих мало. Лица хмурые, озабоченные. Многие с противогазами.

Навстречу прошагал отряд парней и девушек, одетых как попало, но у всех за плечами винтовки.

Откуда-то доносится рокот, гул, тревожный, несмолкающий. Братья прислушивались к этому непонятному гулу, и лица их становились хмурыми, обеспокоенными, как у встречных прохожих.

Киндер бежал рядом, поджимал хвост, шерсть на холке стояла дыбом. Он чуял опасность, но не мог понять, где она прячется. Не мог ухватить ее зубами.

– Что будем делать?
– спросил Павел.

– Не знаю. Наверно, в НКВД надо идти. Ведь они забрали маму, а не милиция.

– Они, - согласился Павел.

Братья вышли к школе. В саду, за заборчиком, яблони сомкнулись стеной, загораживали здание. И - ни души, ни голоса. Только отдаленный рокот.

Возле гостиницы улица все еще была перегорожена. На перекрестке их остановил патруль. Парень и две девушки с красными повязками.

– Дома не сидится?
– спросил парень сердито.
– Марш в убежище!

– Нам нельзя, - ответил Павел.

– Мы - по важному делу, - вставил Петр.

– Дела у них!… Марш в убежище!

– Нам надо в НКВД, - сказал Павел твердо.

– Срочно, - добавил Петр. Дежурные переглянулись.

– Пусть бегут, - сказала одна из девушек.
– Может, и верно дело.

– Давайте, - кивнул парень.
– Только быстро. Обстрел.

Братья побежали.

Какой обстрел? Почему обстрел?

Киндер трусил рядом.

Вот и здание НКВД. Окна первого этажа прихвачены решетками. У подъезда с тяжелыми дверьми - часовой.

Братья остановились отдышаться, посматривали робко на дом, на решетки, на тяжелые двери.

– Проходите, - сказал часовой.
– Здесь стоять нельзя.

– А нам сюда, - сказал Павел, мотнув головой в сторону дверей.

– Нельзя.

– А как же… - начал Петр.

– Бюро пропусков за углом.

Братья побежали за угол. Остановились у неказистой двери с надписью: "Бюро пропусков". Дверь открывалась тяжело, со скрипом, а когда они протиснулись в нее, закрылась сама, гулко бухнула, сработала тугая пружина.

Киндер остался ждать на улице.

В пустой комнате с белеными, как в больнице, стенами стояло несколько стульев, в углу - стеклянная будка с телефоном. В противоположной стене проделано окошко, похожее на шкафчик с прикрытой дверцей. Над окошком надпись: "Выдача пропусков".