Зазвонил телефон, майор снял трубку.

– Да. Я… Что?… Ясно, - он подержал трубку в руках. Потом тихонько положил на рычаг.
– Фашисты перерезали железную дорогу и шоссе в районе Дубравки.

Павел и Петр вспомнили Дубравку, маленькое село с магазином и закусочной, в которую стояла длинная очередь беженцев. В магазине никаких продуктов не было. Все раскупили до последней банки консервов. В закусочной продавали бутерброды с очень соленой хамсой на тоненьком кусочке хлеба и клюквенный квас, розовый и кислый.

– Это же далеко, - сказал Павел.
– Километров двадцать пять. Мы там были.

– Да. Двадцать четыре на восток, - уточнил майор.

– Танки?
– спросил Алексей Павлович.

Майор кивнул.

– Березов отменяется. Придется искать для них убежище в городе.

– А как же мама?
– спросил Павел.

Майор нахмурился.

– Слушайте меня внимательно. Алексей Павлович пока спрячет вас в городе. На улицу носа не высовывать. Ни одна живая душа не должна знать, что вы здесь. Ясно? Если же так сложатся обстоятельства, что вам придется выйти, где бы и с кем бы вы ни увидели свою маму, на глаза ей не показывайтесь. Это очень серьезно. Очень. От этого зависит ее жизнь.

– Мамина?

– Да. Я не имел права вам это говорить. Но деваться некуда. При первом же удобном случае вас выведут из города. И упаси вас боже заниматься какой-нибудь самодеятельностью! Я говорю ясно?

– Ясно.

– Алексей Павлович, займитесь убежищем сейчас же. Переправите их с наступлением темноты. А пока пусть поскучают здесь.

Майор поднялся.

– А как с собакой, товарищ майор?
– спросил Алексей Павлович.

– А что с собакой?

– Ее ж выводить надо.

– Решайте сами.

Майор кивнул и направился к двери, но остановился.

– И еще запомните, на всякий пожарный случай, вы никого в этом городе не знаете, кроме школьных приятелей. Ни-ко-го! И Алексея Павловича не знаете. И не видели никогда.

Майор ушел. Алексей Павлович убрал со стола газету с хлебными крошками.

– Да-а… Мастера вы кашу варить. Сидите здесь. За вами придут. Если что приспичит, по коридору направо вторая дверь. Телефон не трогать. На звонки не отвечать. Все, пожалуй. Я пошел.

Алексей Павлович вышел и прикрыл дверь. Павел и Петр остались одни.

Василь и Толик выскочили к реке у поворота. Оба поцарапались, перелезая через заборы и заборчики, пробираясь напрямик сквозь кусты шиповника.

Рубахи прилипли к спинам. Глаза заливал пот. Губы стали солеными. Каждая царапина на теле саднила. Не хватало воздуха, оба дышали торопливо, глубоко, но жаркий воздух только сушил глотки.

Они выскочили на берег и поползли в высокой осоке. Так еще недавно ползали к "антилопам" Великие Вожди на великой охоте. Ох уж эта осока!… Бритва трава!

Река в этом месте круто сворачивала.

Городская сторона, заросшая осокой, была пологой и плоской. Лесной берег подмывала буйная вода, он был обрывист и весь оплетен обнаженными корнями деревьев. Возле него возникали водовороты, крутился мусор. Сюда должно было снести тело лейтенанта, если его не зацепили прибрежные ветлы или какой-нибудь топляк-коряга.

Мальчики напряженно всматривались в воду у противоположного берега. Они лежали плашмя, видно было плохо, а встать не решались. Вдруг и там, за деревьями, немцы?

Вода кипела, крутила остатки моста - доски, щепки, сломанные, еще зеленые ветки деревьев.

Толик то и дело утирал глаза ладонью: затекал пот.

Василь скрюченными пальцами вцепился в сухую тину. На мгновение ему показалось, что вода ворочает вместе с досками беспомощное тело человека. И тут же оно исчезло. Может, померещилось? Может, так сильно хотелось найти лейтенанта, что лейтенант и в самом деле почудился?

Василь сел, отряхнул с ладошек песок.

А если не почудился?

– Толик, плывем?…

– Что ты? Закрутит…

– Дрейфишь?… А лейтенант там пропадает.

– Да нет его.

– Я видел, - Василь уже и в самом деле верил в то, что видел лейтенанта.
– Плывем.

Он сполз в воду и поплыл против течения, чтобы не так быстро сносило, сначала он медленно отдалялся от берега, словно бы барахтался на одном месте. Потом вода подхватила его, понесла, а он все взмахивал руками, не даваясь, отвоевывая у реки пространство пядь за пядью.

Толик заплакал, так ему стало жалко Ржавого, и себя, и лейтенанта. Вода, лес, Ржавый - все слилось от слез в пестрое рябое пятно. Да что же это? Что ж это?! Там, в лесу, может, прячутся фашисты. Может, целятся из пушки в Ржавого!