Зацаренный старался не напиваться – всю водку он незаметно выливал в песок. То и дело посматривая на Зондера, Цаца удивлялся его закалке. Глядя на абсолютно трезвую физиономию Мамрина, можно было предположить, что он с отличием закончил школу йоги. Или что тоже выливал свою водку в песок…

– Короче, вы как хотите, а я окунусь. – Поднявшись с разостланного на траве покрывала, Гена направился к реке.

В воздухе летала тонкая, почти невидимая паутина, пронзительно квакали лягушки, на водной глади, взбрасываясь, играла рыба…

– Тут коряги… – бросил Цаца, словно оправдываясь. – Пойду во-он за те кустики за косой. Там вроде дно почище.

Скрывшись за ивняком, Зацаренный воровато осмотрелся. Из-за густых зарослей доносился развязный матерок Зондера и бессмысленный смех блядей. Окунувшись, Гена энергичными саженками поплыл в сторону лодочной станции, рядом с которой он вчера вечером оставил «жигуль», позаимствованный на подшефном автосервисе.

Плавал он хорошо. Спустя минуту мокрая голова уже маячила на середине реки. Далеко внизу прыгал и валился набок бакен фарватера, как гигантский поплавок удочки, на которую Цаца пытался поймать свою удачу.

Доплыв до лодочной станции, Зацаренный уселся в «жигуль» и облачился в одежду, предусмотрительно оставленную в машине. Достал из «бардачка» тяжелый самодельный кастет и, повертев его в руках, сунул в карман. Случайных свидетелей поблизости не наблюдалось, и это заметно подняло настроение. Выезжая с площадки перед станцией, Цаца притормозил и взглянул на противоположный берег. С полянки, окруженной густым кустарником, змеился тонкий прозрачный дымок. Сфокусировав зрение, Цаца сумел рассмотреть Зондера: стоя у «Кадиллака», он разговаривал с кем-то по телефону.

Путь до магазина «Силуэт» занял всего три минуты. Цаца знал: по дороге в детсадик ментовская дочь обязательно должна миновать короткую аллейку, начинавшуюся сразу за магазином. С одной стороны аллейки возвышались дощатые заборы частного сектора, с другой громоздились кооперативные гаражи.

Идея похищения была проста и прекрасна. Таню следовало дожидаться тут же, у гаражей. Спрятаться за углом, пропустить на несколько метров и, надавав по голове кастетом, затащить через проем между металлическими коробками к машине. Укол сибазина в вену гарантировал спокойствие жертвы на несколько часов. До бревенчатой халупы частного сектора, снятой вчера у вокзальной бабки, было рукой подать. Место было малолюдным, а потому неожиданности вроде бы исключались.

В начале аллейки мелькнуло белое платье в горошек. Присев за углом гаража, Цаца осторожно выглянул наружу. Это была Голенкова. Огромные, в пол-лица, очки сверкнули солнечным бликом, и блик этот на мгновение ослепил Зацаренного.

– Только бы никаких посторонних, – прошептал он, надевая кастет на руку…

В кабинете начальника ГУВД Юрия Васильевича Коробейника вот уже полтора часа шел допрос директора «Золотого дракона». Глядя со стороны, можно было подумать, что это не допрос, а приятельская беседа. Товарищ полковник улыбался, пошучивал и даже норовил дружески похлопать задержанного по плечу. Он даже снял с собеседника наручники – мол, ты же бывший мент, неудобно…

Голенков был слишком опытен, чтобы купиться на такую туфту. Метод кнута и пряника он и сам неоднократно применял в бытность опером. Кнутом стала «прессовка» в ресторане с последующей «пропиской» на ИВС. А пряником – показная доброжелательность бывшего сослуживца.

– Эдик, ты ведь в Угро много лет прослужил и потому должен понимать: шансов у тебя никаких. Единственное, что я по старой дружбе могу сделать – оформить явку с повинной. Идет? – с похмельным пыхтением предложил новый начальник городской милиции.

Эдуард Иванович молчал угрюмо и недоверчиво. Обострившаяся интуиция подсказывала: статья «Покушение на убийство», которую ему собираются предъявлять за Наташу, далеко не самое главное, что интересует Коробейника.

– Да, я же тебе насчет потерпевшей не объяснил, – хозяин кабинета протянул Эдику заявление.

Пробежав глазами первые три абзаца, Голенков почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

– Бля-я-ядь… – с чувством прошептал он, и в этом емком слове явственно прочитывалось: «Какой же я идиот!..»

Однако нашел-таки в себе силы прочитать заявление до конца.

Заява, написанная с доброй дюжиной грамматических ошибок, тем не менее объясняла чудесное воскрешение Наташи. Сводилась она к классическому: «упала, очнулась, гипс».

Последнее, что помнила потерпевшая, – это побои, нанесенные ей мужем на кухне. После удара головой о нечто твердое она неожиданно потеряла сознание. Очнулась от какой-то странной вибрации. Открыла глаза и с ужасом обнаружила, что лежит на холодных рельсах. Заметив идущий прямо на нее поезд, нашла в себе силы скатиться с насыпи. Добралась на попутке до травмпункта, получила первую помощь. Оттуда же позвонила домой полковнику МВД Коробейнику Ю. В., который забрал ее на машине к себе. Бросить бессознательную Наташу на рельсы мог лишь изувер-муж (которому она отдала лучшие годы своей жизни). Так что состав преступления был налицо.