– Нет, спасибо. Расскажи мне, пожалуйста, о ребенке, – кажется, она начинала успокаиваться.

Ему сразу стало весело.

– Она – хорошенькая… Смешно вспомнить… я так хотел мальчика. Может быть, так бывает со всеми мужчинами. Но сейчас я даже рад, что у нас – девочка. Ее зовут Мейган. Это уэльское имя. Родственники Марджори по материнской линии были уэльсцами.

– Мне бы что-нибудь хотелось подарить ей. Можно?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь? Почему бы и нет?

– Не знаю, я подумала, что в данных обстоятельствах это, может быть, было бы…

Он перестал смеяться.

– О Кэт, Кэт, любовь моя! Почему все надо так усложнять? В жизни все так перепутано!

– Но мы все преодолеем! Правда ведь?

– Это я во всем виноват. Я доставляю тебе столько хлопот!

– Нет. Ты вернул меня к жизни. Прости меня, мне вдруг стало так тоскливо! Больше это не повторится. Кто-то должен брать на себя инициативу и нести бремя ответственности – играя ключами от машины, она ему сказала: – Первое, что я сделаю, – это куплю подарок для Мейган, второе… Боже мой, мне не хочется взваливать на тебя еще какие-то заботы… Я не хотела даже и упоминать об этом, по крайней мере, до возвращения Николаса Мибейна, то есть до завтрашнего вечера, но было бы преступлением ждать так долго, ничего не предпринимая…!

– О чем ты? Кэт присела.

– Сегодня утром арестовали Патрика. У Фрэнсиса защемило в груди.

– Можно ли представить что-либо глупее и преступнее этого? Какой-то тупоголовый осел решил, видно, поймать в свои сети кого угодно, даже если человек просто захотел выразить свое мнение. «Подстрекательство к бунту!» Это Патрик-то!?

Он сухо спросил:

– А что ты хочешь от меня?

– Надо внести залог. Нужны деньги. Я – на мели, иначе я не беспокоила бы тебя подобными просьбами, у тебя и своих забот хватает. Но даже думать об этом не хочется: такой человек, как Патрик, проведет ночь в тюрьме!

Он ушам своим не верил! Он старался не давать волю чувствам, никоим образом не выказать свою обиду на Патрика.

– Что касается меня, так я за то, чтобы его повесили сегодня же, – равнодушно сказал Фрэнсис.

Кэт уставилась на него.

– Да как ты можешь?

– Мой отец сгорел заживо в этом доме. Мать же спасло лишь чудо, Божья милость. И ты еще спрашиваешь, как я могу!

– Да при чем здесь Патрик, Фрэнсис? Бог с тобой! Уж не думаешь ли ты, что он прокрался сюда ночью и поджог твой дом?!

– Нет, конечно, не он сам, но я чувствую его влияние. И ты не переубедишь меня в этом!

– Да нет, черт побери! Я смогу и постараюсь это сделать! – Кэт задыхалась от возмущения.

– Он не такой, каким мы его себе представляем. Открой глаза…

– Может быть, не такой, каким ты себе его представлял, но…

– Он мог помочь мне спасти урожай. По крайней мере, хотя бы попытаться. Но он отказал мне. А после этого произнес свою подстрекательскую речь прямо у ворот моего дома! Он знал темперамент этих людей, и вместо того, чтобы защитить своего друга, он собрал их и…

– Подстрекательская речь! Да он при всем желании не мог выступить с такой речью! Он не умеет провоцировать людей, он говорит, как школьный учитель, взывая к людскому разуму. Хочу заметить: уж если он собирается заняться политикой, ему следует многому научиться, в том числе умению говорить.

– У него это и так хорошо получается. Лионель сказал мне…

– Лионель! – Кэт презрительно усмехнулась. – Теперь я понимаю, откуда ветер дует. Так, значит, это Лионель распространяет слухи по Коувтауну! Он, только он несет ответственность за все происходящее. Так, значит, он всего лишь жалкий осведомитель – не думала я, что он падет так низко! Нет, мне даже в голову не могло прийти подобное! – она вскочила. В руках она вертела сумку, то открывая, то закрывая ее. – Фрэнсис! Послушай меня. Выслушай меня! Меня, а не Лионеля!

Он не слушал ее. Ему вспомнился Патрик Курсон, его спокойный невозмутимый голос, его слова: «Ты слишком важный и величественный, ты – настоящий феодал». Он вспомнил, как сетовал Озборн: мы сделали все, что могли, мистер Лютер. Он стоял под дождем, казалось, стихия оплакивала вместе с ним его прекрасный дом, на месте которого было теперь пепелище.

– Ублюдок! – закричал он. – Низкий, подлый, самонадеянный, неблагодарный ублюдок! Так, значит, на самом деле ты пришла просить за него?! Не ради меня, а ради него! И ты все это время, что была со мной, думала о нем?

Слова Фрэнсиса привели ее в полное смятение.

– О чем ты говоришь? Ты же знаешь, что я пришла к тебе, ради тебя! Но я так надеялась на тебя! Я думала, что могу рассчитывать на твою помощь в спасении нашего общего знакомого. Он – один из самых лучших людей! Я и представить себе не могла, что ты вбил себе в голову эту безумную идею!

– Безумную? Одно дело понимать и иметь сострадание, Кэт, быть, – он запинался, его трясло от гнева, – быть щедрым, но ты зашла слишком далеко! Ты требуешь от меня невозможного: простить твоему протеже-неудачнику, жертве несправедливости все! Поджог? Убийство? Что еще?