Согласіе нравовъ, между двумя особами, вмст жить долженствующими выгодно, однако я бы еще желала, чтобъ взаимное согласіе простиралось токмо до извстныхъ предловъ, коихъ бы никогда непозволялось имъ преступать, и чтобъ одинъ помогалъ другому въ оныхъ держатся, безъ чего рано или поздо, съ обихъ сторонъ можетъ случится поврежденіе. Естьли бы предлы трехъ состояній составляющихъ политической нашъ союзъ не столь были вдомы, и въ случа нужды не подтверждаемы, то чтобы съ ними могло сдлатся? Дв партіи законодательства устремились бы взаимно одна противъ другой, а исполнительная власть не приминулабы поглотить ихъ обихъ. Ты мн скажешъ, что два разумные человка сопряженные супружествомъ… Такъ, любезная моя, естьли бы только одни разумные сочетовались бракомъ. Но не удивилали бы я тебя, когдабъ сказала, что большая часть изъ нихъ препровождаютъ холостую жизнь? Они думаютъ что нужно разсуждать о томъ столь долго, что и ни когда на исполненіе сего предпріятія ршится не могутъ. Не длаютъ ли тмъ чести мн и теб, когда говорятъ, что мы об мало разсудка имемъ? И которая бъ изъ насъ двухъ согласилась выдти за мужъ, естьли бы наши друзья и прочіе докучливые любовники оставили насъ въ полной свобод.

Но возвратимся къ прежнему, естьлибъ такъ ко мн писалъ Ловеласъ [покрайней мр, чтобъ я не допустила себя убдить причинами сильнйшими нежели склонность ваша, дабы всемъ располагать по условію] при первомъ опыт того, что онъ осмлился назвать добрымъ свойствомъ; я запретила бы ему никогда на глаза къ себ не казаться.,,Честной другъ могла бы я ему сказать, естьлибъ я почла его хотя нсколькихъ словъ. Все что ты претерпваешъ, не составляетъ и сотой части того, что еще ты долженъ претерпвать живучи вмст со мною. И такъ прости, я тебя отпущаю, я не желаю такой страсти, которая бы превозмогала ту, коею какъ ты говоришъ ко мн наполненъ.

Что касается до женщины такого тихаго и уклонливаго свойства какъ ты, то все бы равно было выдти или за Ловеласа или за Гикмана. Слдуя правиламъ повиновенія, ты можетъ быть сказала бы весьма кроткому человку, имющему право повелвать, что мужъ не долженъ употреблять прозбу, и что онъ себя тмъ унижаетъ когда не требуетъ покорности, торжественно при жертвенник ему общанной. Я давно знаю, любезная моя, что ты думаешъ о семъ смшномъ обряд супружества, которой, какой ни есть хитрой законодавецъ включилъ въ число протчихъ уставовъ, съ тмъ намреніемъ дабы вмнить намъ въ должность то, чего бъ люди не осмлилися требовать какъ нкоего права.

Наше воспитаніе и нравы, говоришъ ты, подвергаютъ насъ покровительству сильнаго. Я въ томъ согласна. Но не славно ли и не честно ли сему самому сильному защищать насъ отъ всякихъ обидъ, выключая тхъ, кои наиболе насъ трогаютъ, то есть отъ собственныхъ его? Съ какимъ искуствомъ Ловеласъ, въ выписк, которую ты мн изъ его писемъ сообщила, сообразилъ сіе разсужденіе съ твоимъ нравомъ; великодушныя души не навидятъ принужденія! Онъ гораздо проницательне, любезная моя, нежели мы о немъ думали. Онъ знаетъ, какъ ты примтить можетъ, что вс его худые поступки не могутъ быть не явны, и въ семъ увреніи онъ признается во всемъ томъ что нужно для представленія въ лучшемъ вид тхъ, о коихъ ты можетъ быть другими средствами увдомлена, пріобучая тебя слушать оные безъ удивленія. Покрайней мр почтутъ сіе за знакъ остроумія; и что со всми своими пороками онъ не можетъ быть лицемромъ. Самое ненавистное свойство для нашего пола, когда мы оное открываемъ, потому что подаетъ намъ причину сомнватся о справедливости тхъ похвалъ, кои произткаютъ отъ столь худаго источника, когда добровольно уверяяся что мы оныя заслуживаемъ.

Сіе мнимое остроуміе приноситъ Ловеласу т хвалы, коихъ онъ желаетъ, вмсто хулы, которую заслуживаетъ. Онъ такъ какъ очищенный кающійся грешникъ, которой прощенъ будучи въ одномъ преступленіи, начинаетъ другое.

Благопріятствующій ему человкъ не станетъ увеличивать его недостатки; и когда женщина будетъ уврена что можетъ надется въ будущее время лучшего, то конечно не преминетъ приписывать ненависти или предъубжденію все то, что благоразположеніе и милость могли бы загладить въ изображеніи недостатковъ. Естьли доказательства столь сильны что поступки въ хорошую сторону изтолкованы будутъ, то она будетъ наслаждаться надеждою будущаго благополучія, въ коей непрестанно ее утверждать будутъ, тмъ боле что естьли она почитать ихъ станетъ подозрительными, и сіе то окажетъ симъ, что сомнвается о собственной своей власти, а можетъ быть и о своемъ достоинств. И такъ по стпенно она доведена будетъ до того, что самые явные пороки почитать будетъ замненными чистйшими видами добродтели.

Я имю причины, любезная моя, и еще новыя причины разпространятся въ нравоученіи касательно того предмта которой ты мн подала, но я не прежде изъяснюсь, пока о всмъ лучше не освдомлюсь. Естьли я въ томъ успю, такъ какъ по моему искуству надюся, и естьли узнаю обстоятельно все то, что такъ сказать, теперь только сквозь пальцы вижу; то твой обожатель настоящей извергъ, злодей и омрзительное чудовище. Я желала бы лучше видть тебя… Я хотла сказать за Г. Сольмсомъ нежели за нимъ.

Но въ ожиданіи моихъ увдомленій, желаешъ ли ты знать, какъ можетъ онъ поступить во всхъ своихъ озлобленіяхъ, дабы искусно вкрасться къ теб въ милость? выслушай меня! онъ во первыхъ представитъ за себя ходатаемъ излишество своего свойства; и какъ скоро въ семъ его убдишъ; то не будешъ уже въ немъ усматривать наглости и неистовства. Ему ничего боле не останется, какъ токмо пріучить тебя сносить его оскорбленія, и прощать оныя поперемнно его покорности. Сія хитрость будетъ имть такое дйствіе, что гнвъ твой станетъ нкоторымъ образомъ укрощаться, и не допуститъ ни когда до того чтобъ оной былъ продолжителенъ. Потомъ будетъ претерпвать нсколько боле обидъ, а меньше видть отъ него покорности; и сіе нечувствительно довдетъ тебя до того что ты всегда видть будешъ первыя, но никогда послднихъ. Тогда ты станешъ страшится раздражить столь горячей нравъ, и наконецъ столь искусно и столь понятно выговаривать будешъ слово повиновеніе, что весело будетъ теб слышить. Естьли ты сомнваешся о семъ его поступк, то пожалуй, любезная моя пріятельница, потрудися спросить о томъ мннія у своей матушки.

Обратимся къ другимъ предмтамъ. Твои обстоятельства столь учинились важны; что я не могу останавливаться на общихъ мстахъ твоего описанія; ибо сіи легкія и шутливыя выраженія притворны бываютъ. Мое сердце искренно длитъ съ тобою вс твои нещастія. Мой разумъ затмвается. Глаза мои, естьли бы ты могла ихъ видть въ т минуты, въ кои почитаешъ столь веслыми, какъ меня за то укоряла, едва ли не всгда орашаются слзами, даже и въ такихъ случаяхъ, кои почитаешъ ты торжествомъ моей радости.

Но теперь, несносная жестокость и не ограниченная злоба нкоторыхъ изъ друзей твоихъ (изъ твоихъ сродственниковъ должна я сказать, въ сію ошибку я всегда впадаю), странное намреніе прочихъ, теперишная твоя разпря съ Ловеласомъ, и приближеніе твоего свиданія съ Сольмсомъ, отъ коего какъ ты справедливо имешъ причину судить, могутъ произойти великія слдствія, суть столь важныя обстоятельства что требуютъ всего моего вниманія.

Ты желаешъ чтобъ я подала совтъ, какъ должно теб поступить съ Г. Сольмсомъ, ты требуешъ, отъ меня того что свыше моихъ силъ. Я знаю сколь многаго надются отъ сего свиданія, безъ чего, ты не получила бы столь долговременной отсрочки. Все что я могу сказать, состоитъ въ томъ, что есть ли ты не поступишъ съ Сольмсомъ благосклонно, и несклонишся въ его пользу, особливо когда почитаешъ себя обиженною Ловеласомъ, то ничто не можетъ произвсть сей перемны. Посл свиданія я безъ сомннія отъ тебя буду о всемъ увдомлена, и врю уже что все учиненное и сказанное тобою будетъ столь хорошо, что лучше быть нельзя. Однако, естьли я думаю иначе, то не сокрою отъ тебя онаго. Вотъ все что я не сомнваюсъ теб общать.