Онъ иметъ знатное имніе, и то, которое должно ему достаться весьма велико… Съ сей стороны ничего не льзя сказать.

Но не можно ему, по мннію нкоторыхъ особъ, быть нжнымъ и снисходительнымъ супругомъ. Тмъ, которые думаютъ мн дать такого мужа, какъ Сольмсъ, насильственными способами, не прилично представлять мн такое возраженіе. Надобно мн теб открыть, какимъ образомъ я о семъ размышляла сама съ собою, ибо ты должна помнить, что я еще беру выгодную сторону его нрава.

Большая часть поступковъ, коихъ женьщина должна ожидать отъ него, можетъ быть будетъ зависитъ отъ нея самой. Можетъ быть принуждена будетъ она съ такимъ человкомъ, который не привыкъ видть себ прекословія, соединить исполненіе повиновенія съ своимъ обтомъ обязывающимъ къ оному. Она должна будетъ стараться безпрестанно нравиться. Но какой тотъ мужъ, который не надется найти сихъ расположеній въ жен; а особливо если онъ не иметъ никакой при.чины думать, что она предпочла бы его въ своемъ сердц прежде принятія сего качества? И не пристойне ли и пріятне повиноваться тому человку, коего избрали, хотя бы онъ и не всегда былъ столько справедливъ, какъ желаютъ, нежели тому, коего никогда бы не имли, еслибы можно было избавиться отъ союза съ нимъ? Я думаю, что какъ супружескіе законы суть произведеніе мущинъ, кои повиновеніе поставляютъ частію обязательствъ женщинъ; то сіи не должны даже въ тсномъ обращеніи показывать мужу, что они могутъ нарушить свой договоръ, сколькобъ удобенъ къ тому случай ни былъ, дабы онъ будучи самъ судіею, не приписалъ большую цну другимъ пунктамъ, кои бы он уважали гораздо боле. Въ самомъ дл толь торжественное условіе никогда не должно быть презираемо.

Съ сими правилами, отъ которыхъ если жена не будетъ отступать въ своемъ поведеніи, какой бы мужъ могъ поступать съ нею глупо? Жена Ловеласова, одна ли такая будетъ особа, къ которой бы онъ не оказывалъ взаимной учтивости и благосклонности? Ему приписываютъ храбрость: видли ли когда нибудь, чтобъ храбрый человкъ, если онъ нелишенъ разсудка, имлъ совершенно подлую душу? Общая склонность нашего пола къ мущинамъ такого свойства, основанная повидимому на нужд, которую естественная наша тихость, или лучше сказать воспитаніе иметъ въ безпрестанномъ покровительств, довольно показываетъ, что въ общемъ смысл малое находится различіе между мужественнымъ и великодушнымъ.

Обратимъ всю въ худую сторону: заключитъ ли онъ меня въ поко? Запретитъ ли мн принимать посщенія отъ дражайшей моей пріятельницы, и воспятитъ ли мн имть всякое съ нею сношеніе? Лишитъ ли меня домоводства, если не будетъ жаловаться на мое управленіе? Опредлитъ ли надо мною служанку, попуская ей меня оскорблять? Не имя родной сестры, позволитъ своимъ двоюроднымъ Монтегю, и согласится ли принять которая нибудь изъ сихъ дамъ позволеніе, чтобъ поступать со мною тираннически? И такъ для чего, помышляла я часто, для чего побуждаютъ меня жестокіе друзья, изслдывать различіе?

Потомъ ощущала сокровенное удовольствіе, что могу обратить такого человка на путь добродтели и чести; служить второю причиною его спасенія, предваряя вс нещастія, въ которыя толь предпріимчивый духъ можетъ себя низринуть, по крайней мр если разглашеніе объ немъ справедливо.

Въ семъ мнніи, и когда думала, что разсудливый человкъ всегда удобне можетъ оставить свои заблужденія, нежели другой, я признаюсь теб, любезный другъ, что не легко было избгнуть того пути, отъ котораго съ толикимъ насиліемъ стараются меня отторгнуть. Все владычество, приписываемое мн надъ моими страстьми, и которымъ по мннію многихъ, длаю я не малую честь своему возрасту, едва мн въ томъ помогло. Придай еще, что почтеніе его родственниковъ всхъ изьятыхъ отъ укоризнъ, выключая его, знатно усугубило важность сей стороны.

Но разсмотримъ другую: когда я разсуждаю о запрещеніи моихъ родственниковъ, о втренности, уничижающей весь нашъ полъ, еслибы оказала такую предпочтительность; совсмъ не вроятно, чтобъ моя фамилія, возбужденная встрчею, и содержимая въ семъ жару честолюбіемъ и хитростьми моего брата, могла когда нибудь утушить сію вражду; что по сему надлежало бы ожидать вчныхъ раздоровъ, казаться предъ нимъ и предъ его родственниками въ качеств обязанной особы, которая бы только половину имла того имнія, кое она должна за собою укрпить, что отвращеніе его къ нимъ есть столько же велико, какъ и то, которое они къ нему имютъ; что вся его фамилія ненавидима единственно для него, и что она тоже платитъ и моей; что онъ весьма худую иметъ славу въ разсужденіи нравовъ; и что скромной двиц, знающей о семъ, таковая мысль должна быть несносною; что онъ молодъ, обладаемый своими страстьми, пылкаго нрава, пронырливый притомъ, и склонный къ мщенію; что мужъ такого свойства могъ бы перемнить мои начала и подвергнуть случаю надежду мою къ будущей жизни; что собственные его родственники, дв добродтельные тетки и дядья, отъ которыхъ онъ ожидаетъ толь великія выгоды, не имютъ никакой надъ нимъ власти; что если онъ иметъ нкоторыя сносныя качества, то они мене основываются на добродтели, нежели на честолюбіи; что признавая изящность нравственныхъ правилъ, и утверждая, что вритъ награжденіямъ и наказаніямъ въ другомъ состояніи, онъ не престаетъ жить, презирая однихъ, и попирая другихъ; что будучи уврена о сихъ истиннахъ, и зная довольно важность оныхъ, былабы я боле неизвинительна, нежели въ случа невденія, потому что заблужденіе въ разсужденіи, есть несравненно хуже, нежели недостатокъ свденія въ судящей способности, когда предаюсь всмъ симъ размышленіямъ; то принуждена заклинать тебя любезный другъ, молить обо мн всевышняго, дабы онъ не попустилъ никогда мн обязать себя такими безразсудными узами, которыя могутъ меня учинить неизвинительною предъ собственными своими глазами. Ибо мнніе публики необходимо должно занимать второе мсто.

Я сказала въ его похвалу, что онъ безъ труда признаетъ свои пороки: однако весьма ограничиваю сей пунктъ. Мн нкогда приходило на умъ, что сія искренность можетъ быть приписана двумъ причинамъ, которыя мало могутъ возбудить повренности; одна, что онъ столько обладаемъ своими пороками, что ни мало не старается о отверженіи оныхъ; другая, что можетъ быть предполагаетъ нкоторыя выгодныя слдствія, уличая себя въ половин своего нрава, дабы другую оставить сокровенною; въ мсто того совокупность ничего не можетъ стоить. Сія хитрость заграждаетъ возраженія, на кои бы ему трудно было отвчать; она ему снискиваетъ честь искренности, когда онъ не можетъ получать другой, и когда бы строжайшее изслдованіе, можетъ быть, послужило къ открытію другихъ его пороковъ.

Ты согласишься теперь, что я его не защищаю; но все то, что враги его объ немъ говорятъ, не можетъ быть ложно. Я примусь опять за перо чрезъ нсколько минутъ.

Иногда, если ты помнишь, об мы почитали его за простодушнйшаго и чистосердечнйшаго человка. Въ другое время казался онъ, намъ самымъ скрытнйшимъ и хитрйшимъ, такъ что посл одного посщенія, въ которомъ думали, что довольно его разсмотрли, въ другой разъ почитали его за непроницаемаго человка. Сіе примчаніе, любезный другъ, надобно почитать между тенію картины. Однако по подробномъ всего изслдованіи, ты судила объ немъ выгодно, я же утверждала, что главный его недостатокъ есть чрезмрная вольность, которая заставляетъ его презирать благопристойность, и что онъ весьма занятъ, что не можетъ быть способенъ къ лукавству. Ты утверждала, что когда онъ о чемъ говорить съ похвалою, то самъ истинно вритъ своимъ словамъ; что его перемны и втренность суть дйствія его сложенія, и должны быть приняты на щотъ цвтущаго здравія и хорошаго согласія души и тла, которымъ по твоему наблюденію, купно наслаждаются; отъ куда заключила, что еслибы сей тсный союзъ тлесныхъ и душевныхъ его способностей былъ управляемъ скромностію, т. е. еслибы его живость заключалась въ предлахъ нравственныхъ обязательствъ, то онъ бы не былъ во всю жизнь презрительнымъ весельчакомъ.

Что касается до меня, то я теб тогда сказала, и теперь еще имю причины врить, что въ немъ не достаетъ сердца, а слдовательно и всего. Разсянная голова способна получить наилучшій оборотъ, но не можетъ быть убждена. Но кто даетъ сердце тмъ, кои его не имютъ? Единая высочайшая благодать можетъ перемнить худое сердце дйствіемъ, которое едва не можетъ быть чудеснымъ. Не должно ли убгать такого человка, котораго только подозрваютъ въ семъ порок. О чемъ же помышляютъ родители? Увы! о чемъ они помышляютъ, когда ввергая дочь въ погибель, заставляютъ ее думать лучше, нежели какъ бы она могла при своемъ содйствіи, о подозрительномъ человк, дабы избгнуть другаго, котораго она проклинаетъ?