– Вы знаете, что со мной происходит. Особенно после Улана…

Галина Васильевна вздохнула.

– Да… конечно…

– Надо что-то делать.

– Совершенно с вами согласна.

– Я ему говорю, – она показала пальцем на меня, – садись, пиши, дурак. Он каждый день читает газеты, журналы и все впустую. Я б на его месте… Ох… Дурак, дурак…

Черноголовина посмотрела на меня.

Мама продолжала.

– Но он боится.

– Боится? Почему?

– Он не верит в себя.

Галина Васильевна ненадолго задумалась и спросила:

– Вы что-нибудь раньше писали?

– Кроме научных статей ничего.

– Можете показать?

– Да. Я привез их с собой.

Я раскрыл папку.

Черноголовина надела очки. Прошло минут пять. Писательница сняла очки.

– Материал специфический. – сказала она.- Трудно что-то сказать.

Галина Васильевна разочаровалась, но оставляла надежду.

– Может сделаем так. – Она посмотрела мимо меня, на маму, как бы советуясь с ней. – Вы напишите что-нибудь… Скажем, свободное от науки…Я посмотрю, потом решим, что можно сделать. Согласны?

– Конечно.

– Пожалуйста, только не бойтесь.

– О чем писать?

– Да без разницы. Хотя бы о своей энергетике.

– Когда можно принести материал?

– Когда он будет готов.

Матушка слегка пристукнула костылем по полу. Она успокоилась и самодовольно смотрела на меня. Ее взяла.

– Спасибо, родная наша.

– Ну что вы, Александра Самсоновна. – Галина Васильевна обняла матушку. – Вы сами не волнуйтесь. Почему-то думаю, что у сына

Абдрашита Ахметовича что-то должно получиться.

В небе жгут корабли…

В дверь позвонили. Я открыл, на пороге Доктор. Бледный, исхудавший, но живой.

Кушать отказался. Его мучили боли в животе. Прошел в детскую и упал.

Врач скорой оказался кирюхой Доктора по юности.

– Нуржан, тебе нужна операция. – сказал кирюха.

– Что у него? – спросила мама.

– Похоже на внутреннее кровотечение. А может и… – Врач не закончил и велел фельдшеру принести из машины носилки.

Остановка внутреннего кровотечения процедура длительная. Пока шла подготовка к операции, кровотечение остановилось само по себе.

Хирург подумал и решил повременить.

Доктор пришел в себя, разулыбался и попросил принести помидоры.

– Нуржан, с Надькой покончено?

– Конечно.

– Смотри, бухать тебе нельзя.

– Да все я понимаю.

Фанарин всерьез разрабатывает тему горения. Корифеи теории горения в СССР Зельдович и Хитрин. Юра отсылает статьи в "Вестник

Академии наук СССР", где доказывает, что Зельдович и компания не правы. Нам же по секрету говорит, что Зельдович круглый дурак.

Почему бы и нет? Трижды Героям труда тоже не возбраняется быть дураками. Хотя бы для того, чтоб олимпийский огонь не погас.

И будет вечер с нитями звездных лет…

– Так… – сказала Черногловина и сняла очки.
– . Александра

Самсоновна права.

– Не понял.

– Я сказала, все в порядке. – Галина Васильевна сдержанно улыбнулась. – Вам надо писать.

Она протянула мне листки с моей писаниной.

– Только вот что. Вы пишете об экономии энергии, о ЦСКА…

– СЦК. Свинцово-цинковый комбинат.

– Извините. Понимаете, чтобы заинтересовать читателя темой экономии энергии, надо ее очеловечить.

– Как это?

– В тексте я вижу отстраненность, научность… То есть то, что на ваш взгляд, кажется важным так и останется важным только для вас, если вы не увлечете за собой читателя за собой вещами интересными для всех.

– М-м…

– Но на сегодня и этого достаточно. На сегодня главное, что писать вы можете. Продолжайте в том же духе.

Люби меня по французски…

Наташенька, она же Черепушечка, большой специалист в этимологии.

Например, слово "люблю", хохмы ради, прошепетывает "еблю", а песню

"Кленовый лист" и вовсе поет так же, как понимаю ее я:

Хреновый лист,

Ты мне приснись…

Мне не терпелось рассказать теткам о приговоре Черноголовиной.

– Пошли на чердак.

– Ты где с утра был?

– У Галины Васильевны.

– Кто это? – спросила Кэт.

– Писатель. Она прочитала мою писанину и сказала, что мне нужно писать.

– Правда? – Кэт поцеловала меня в губы. – Здорово!