– Пошел ты на хрен со своей Гульмиркой!

За Гульмиркой ухаживает Алихан из десятого "А". С ним мы кентуемся. Планы насчет Мулдагалиевой у него далекие. Совет им да любовь.

Пражская весна для меня началась поздней осенью 67-го в Трнаве, где местный "Спартак" в одной восьмой Кубка кубков Европы принимал московское "Торпедо". В Москве "Торпедо" выиграло 3:0, в ответном матче трнавчане проиграли 1:3 и, не видя различий между собой и

"Торпедо", устроили на заснеженном поле избиение москвичей. Больше всего досталось Щербакову и Леневу. Не тронули чехи только

Стрельцова. Как никак зэк. Отпор им дали лишь Кавазашвили и Пахомов.

Кавазашвили, когда на него прыгнул трнавчанин, выписал чеху такую плюху, что спартаковец вместо мяча оказался в сетке ворот.

Игру видела Чехословакия. Русские не отвечали на мордобой. Вот оно что… Оказывается их можно бить и не получать сдачи. С матча в одной восьмой все и началось. Прохазка и другие вывихнулись умом, насмотревшись на игру в Трнаве.

Раньше чехи и словаки казались мне самыми безобидными. Опасными считал я, разумеется, венгров, румын и поляков. Но никак не чехов со словаками.

В ту осень возникли и поляки. Я читал в "Известиях" в изложении доклад на Пленуме ЦК ПОРП Гомулки. Первый секретарь ЦК говорил намеками и все время упоминал какие-то гмины.

Братья по лагерю социализма хотели бежать впереди паровоза. Они будто не знали, что за все в мире отвечает только Советский Союз.

И хочется и колется. По мне жить свободно означало в первую очередь говорить вслух то, что думаешь, читать что пожелаешь. Но жить при этом в обществе, где родился и вырос.

Я гулял с Таней Ивакиной. У Ивакиной грустные коровьи глаза.

– Мне жалко этих…- Таня говорила про Даниэля с Синявским.

– Поделом горе и мука. – отозвался я.

– Да ты что?! – Ивакина остановилась. – Они же писатели.

– Тем более правильно сделали, что их посадили.

Почему я так сказал? Ведь я так не думал.

Наблюдалось раздвоение. Я радовался тому, как на глазах футбольной Европы чехи избивают торпедовцев, смаковал перепечатки выпадов "Млады Фронты", "Литературны новины", "Свет социализму" и других чехословацких изданий, но, начиная с июня 68-го не на шутку перепугался. Все то, чем жил и надеялся, могло пойти прахом. Внутри я трепетал за страну. Я не верил, что бундесвер – кишка тонка – осмелится войти в Чехословакию и одновременно не верил, что вообще существует какое-то решение чехословацкого кризиса.

"Но дело не в этом". Дело не в чехословаках, вновь поднявших в нашем тылу белогвардейский мятеж, и не в Советах. И дело было даже, если оно так, даже и не в Третьей мировой войне. События в

Чехословакии, как я тогда смутно ощущал, грозили, не на словах, а в реальности, крушением нравственного миропорядка, который, если вдуматься, был гораздо важнее памяти о сталинском терроре, о фашизме, атомной войны и прочего, что было, по сути, в сравнении с крушением мира внутри человека – лирикой текущего дня.

Что в истинности представлял собой на то время нравственный миропорядок? Это то, о чем спорил и говорил Сергей из фильма "Мне двадцать лет". Он говорил об идеалах социализма и замечал при этом, что идеалы социализма для него не слова, а то, чем жил и будет жить всегда.

Это, если хотите, верность клятве, знамени.

Что такое мир внутри нас? В первую голову – это наше представление о добре и справедливости. Это приблизительно то, за утрату чего Остап Бендер запросил миллион. Нам вновь было за что воевать. Пусть даже ценой отправки мира в небытие. "Есть вещи поважнее мира". Это не наши слова, но это истинная правда.

Сложившееся послевоенное статус-кво по факту представлял собой некий мировой баланс добра и зла, ценой посягательства на который непременно должна была стать Третья мировая война, Складывалось впечатление, что Штаты это хорошо понимали и внутренне не желали ухода ЧССР из лагеря социализма, почему и воздерживались от активного вмешательства в развитие событий в Чехословакии. Как будет так и будет. А пока подождем. В события вмешивалась Европа, мировому сообществу сильно мешала разглядеть подлинное содержание кризиса позиция руководства двух главных Коммунистических партий капиталистической Европы – Франции и Италии.

А что чехи со словаками? Они знали, чем могло все кончиться, но вели себя настоящими хорьками. Хорек знает, что ему не придется ни за что отвечать, потому и наглеет.

Коротя занес новый анекдот.

"У армянского радио спрашивают:

– Как навести порядок в Чехословакии?

Ответ:

– Дуба убрать – ЧК оставить".

Переговоры в Чиерне над Тисой и в Братиславе проходили трудно.

Они заронили кое-какие подозрения и надежды… Но… "Путь наш во мраке…".

События в Чехословакии объяли меня целиком и полностью.