Шрифт:
– Что с ней?
Синица испуганно вытягивается в струнку. Мама приподнимает парик.
Синица от неожиданности почему-то оправдывается:
– Я – немая.
Женщина гладит Синицу по голове, нежно проводит по щекам.
– Почему ты так плохо бреешься, немая? Ты будешь ее любить всегда?
В ее глазах нечаянные слезы недобабушки.
– Она хорошая… Но немного невезучая… Я вижу, что она любит тебя, милый мальчик…
– Я тоже люблю.
Мать светло произносит:
– У вас будут дети? Я хочу, чтобы больше двух…
Она показывает свои руки.
– Ты видишь, как они соскучились по этим… милым головкам… пузикам… спинкам… по клизмочкам…
Она качает воображаемого младенца:
– У-а… У-а…
Строго переспрашивает:
– Сколько у вас будет детей?
– Больше двух…
– Мало. Ты только что клялся, что больше трех…
Синица от возмущения вдруг начинает говорить женским голосом:
– Когда я такое говорила? Я не слышала!
– Я слышала. Если ты немая, то не думай, что вокруг глухие.
…Синица несет Яну к машине.
Его провожает мать Яны и некоторые гости.
– Что с Яной, Лида?
– Лидия Петровна, что с ней?
Синица замечает в зеркало, что к машине приближаются двое в штатском. Синица бьет по газам.
Он говорит сам себе:
– Ах, мама! Я забыл сказать, что сегодня, кажется, Вы слышали голос дочери в последний раз…
Он добавляет после молчания:
– Я тоже, кажется…
Он целует спящую.
– Кажется она больше уже не проснется никогда.
Двое в штатском медленно приближаются и заходят вслед за матерью Яны в помещение фотогалереи.
43. В кластере D00 X 0000000000000011
Вася на кухне, с раздражением тычет в кнопки пульта ДУ, прихлебывая сок. Митя упрямо твердит свое:
– Я держу мамин кулончик, не выпуская и чувствую…
– Отстань, хватит молоть всякую чепуху!
– Я чувствую, что моя рука становится другой. Смотри…
– Я ничего не вижу.
Митя кладет свою руку на руку брата.
– Чувствуешь? Она теплая и живая.
– Остань, бредятина это все!
– Ну потрогай получше. Мы превращаемся в людей!
– Смешно.
Он берет нож.
– Дай руку!
– Нет. Она живая!
– Дай! Никакая она не живая! Мы – мертвые!
Он пытается притянуть руку брата к себе, завязывается борьба. Васе наконец удалось прижать руку братишки к столу. Он приставляет нож к руке и режет. Идет кровь.
– Больно, пусти!
– Тебе не может быть больно, – как заклинание твердит старший брат. – Ты мертвец!
Митя вырывается и в ужасе выбегает из кухни, Вася с ножом – за ним. На него нападает настоящая злость, – оттого, что он не может объяснить очевидное.
– Дай руку, я сказал! Дурачок! Я докажу, что ты труп, слышишь!
Мите удается закрыться в комнате. Через какое время в щель протискивается длинный тонкий нож. Мальчик забивается в угол.
Вася кричит за дверью, неистово и с отчаянием:
– Сейчас я тебе устрою самый настоящий слэшер! И ты навсегда поймешь, что ты всего лишь нереализованный сценарий!
Митя плачет и бормочет:
– Мама, спаси меня… Мама, спаси… Мама, я твой… Видишь, у меня настоящая человеческая рука, мама…
Увы, мамы пока нет.
…Ослепительно белый день. Собственно, это не день, а вечное сияние золотого вечного дня. В его свете угадываются призрачные фигуры в белом, они как бы идут.
Это самопишущиеся скриптрайтеры Е1204 (отдаленно по форме – мужчина) и Е1205 (женщина). Они держат за руку детей – Митю и Васю. Рука Мити, наспех кем-то перебинтованная, материальна.
– Я все-таки не понимаю, почему некоторые сущности стремятся стать формой? – говорит одна фигура. – Ведь они никогда не обретут ее. Эти мальчики – вечно мертвы, как они этого не понимают?
– Мне жалко этих детей. – отвечает вторая фигура.
Она наклоняется и целует каждого.
– Они так хотят жить… Родиться и жить… Особенно маленький…
– Зачем? Их желание очень скоро обернется тупиком. Посмотри еще раз в эту точку.
И тот, что больше похож на мужчину, взмахивает рукой и возникают какие-то малопонятные записи, напоминающие язык программирования. Скриптрайтер указывает на одну из точек.