— А другие? Другие знают о Памяти?

— Думаю, нет. Кто-то может почувствовать тяжесть или неясный гнет, кто-то легкость, но вряд ли люди способны услышать ее так, как мы.

— Значит, тех, кто умеет слышать ее — только трое? Ты, я и Норт?

Глаза Эрла вдруг потемнели.

— Нет, четверо. Эмбала тоже способна общаться с ней.

— Эмбала — ведьма?

— Возможно.

— Зачем же она живет в замке?

— Эмбала безумно предана Орму. Прогнать ее — значит, убить.

В Гокстеде и даже Лонгрофте бы вряд ли поняли Эрла. Им было бы так же трудно увидеть разницу между ведьмой и Рысями. Скерлинг со “Службой” сумели внушить им: любая Сила — кощунство, попрание власти Святого. В Гальдоре ведьмами звали не просто способных воздействовать на окружающий мир, но мечтавших использовать чары во вред другим. Впрочем, разве легко понять, что такое зло? Любой должен помнить, что радость не живет без печали, победа — без поражения. То, что желанно для одного, для другого способно обернуться проклятием. Ведь не случайно девизом Хранителя было: “Попробуй понять, а потом уж суди!”

Роковые Потоки перекрестных Сил были лишь в одной комнате.

— Лучше вообще не ходи туда, чтобы не рисковать. Перекресток для Рыси — достаточно жуткая штука, хотя…

Эрл замолк, потому что ему не хотелось рассказывать все.

“Перекресток” способен не только отнять, но и дать. Эрл отлично знал, что Орм был многим обязан этой комнате. И выносливость, и здоровье, и редкая сила Победителя пополнялись именно здесь. Эрлу было известно, что точно так же поступали и дед, и отец.

— Благословение нашего рода! — не раз повторял Галар. — А ведь другие не только не могут использовать Силу Потоков, но даже не замечают ее!

Это было истинной правдой. И гости, и слуги не видели ничего необычного в комнате. Только Бельвер, мать Эрла, пугливо ее избегала.

Эрл знал, что когда он был должен родиться, его мать покинула замок, поселившись во флигеле. Там он и рос. Бельвер не разрешала ему бывать в замке, чем очень обижала Галара. Эрлу было лет семь, когда тот настоял, чтобы младший сын поселился там. К счастью, Норт быстро помог ему.

Как-то раз Галар рещил попытаться свести Эрла с Силой Потоков, считая, что младший сын сможет вбирать их, как все остальные мужчины, и горько потом сожалел.

Он едва не лишился своего “перекрестка”. Потоки, как будто взбесившись, метались по комнате, то завиваясь воронками, то распадаясь на сетку отдельных тонких лучей. Несмотря на прошедшие годы, Эрл помнил свое состояние: ужас и ликование, горечь потери и счастье, возрождение и, параллельно, полнейший распад… Он потом целый месяц валялся в постели на грани жизни и смерти. Потоки восстановили себя через год.

— Знаешь, Руни, тебе лучше выбрать комнату неподалеку от залы для пиршеств. Почетные гости, остановившись у Орма, живут наверху, но тебе будет проще внизу. Не придется проходить “перекресток”. Все Рыси, когда-то жившие здесь, выбирали одну из двенадцати комнат.

— Двенадцати? — Руни всерьез удивилась. — Зачем же вам так много комнат?

— У Орма бывает немало людей, всех их нужно где-нибудь разместить. Ты поймешь это после первого праздника.

— А ты сам?

— Моя комната тоже внизу, хотя летом я редко бываю здесь.

— Почему?

— Я могу защититься от Памяти и “перекрестка”, но замок не слишком люблю.

Руни понравилась комната неподалеку от лестницы в башню.

— Надеюсь, Потоки не доберутся сюда? — улыбаясь, спросила лесянка. — Хочу поселиться здесь вместе с сестрой.

Эрл как-то странно взглянул на нее, и ей стало не очень уютно:

— Поселиться с сестрой? Неужели ты думаешь, это возможно? А впрочем, решай сама.

Слова Эрла подтвердили догадку о том, что Гутруна была близка к истине, извещая ее о намерениях Орма, и настроение сразу испортилось.

— Я хочу жить только здесь! — повторила она. — Если Свельд не захочет, не стану ее принуждать, но сама я останусь в этой комнате!

— Потому что здесь Память замка слабее? Или тебя привлекает второй выход в сторону лестницы? — прямо спросил он ее.

— То и то! В других комнатах я ощущаю себя зверем в клетке, а в этой… Из этой ведь можно сбежать!

Эрл опять рассмеялся:

— Сбежать? От кого?

— Я не знаю. Сбежать — и сбежать! — очень резко сказала она, хотя знала, кто пугал ее. “Но почему? Почему я не в силах принять все, как Свельд?” — промелькнула тревожная мысль.

Руни впрямь разрешили остаться в той комнате вместе с сестрой. Принесли и одежду, и чан, полный теплой воды. С удовольствием вымывшись, Руни, к удивлению Свельд, постирала старое платье.

— Надеюсь, к утру оно высохнет, — просто сказала она.

На все просьбы сестры хоть примерить один из нарядов, доставленных в комнату, Руни ответила:

— Нет.

Эти платья были чужими, вобравшими чувства своих мастериц. Их никто не носил, но лесянке казалось, что в них накопилось немало опасных эмоций, способных разрушить непрочный душевный покой.