— Мне хотелось поцеловать тебя с тех пор, как только я увидел тебя. Я хотел чувствовать тебя, пробовать тебя, обнимать тебя…

— Вот ты и поцеловал меня. Мы оба никогда не забудем этого поцелуя. Ты необычный мужчина, Джон. Ты знаешь, как доставить женщине удовольствие и, — ее умиротворяющий голос упал до шепота, — знаешь, когда остановиться.

— Разве?

— Если мы займемся любовью, ты потеряешь сестру Кахнаваки. Даже если Кахнаваки никогда не узнает об этом…

— Я всегда буду знать, что слаб. Я всегда буду жалеть об этом, — закончил за нее Джон. — Ты права. Очень мудро. Очень, — он постучал лбом по гладкой двери, — разумно, Шеннон.

— Я рада, что ты поцеловал меня, — Шеннон нежно погладила его по щеке. — Ты для меня побрился?

— Конечно, — Джон вздохнул, отошел от нее и сел на край стола. — Не то, чтобы я побрился для тебя. Ты заставила меня подумать… Передо мной всегда стояла задача убедить Кахнаваки, что я — подходящий муж для его сестры. Когда я понял, как ты относишься к моей бороде, что тебе больше нравится выбритое лицо, меня осенило впервые за все шесть лет, что, возможно, не Кахнаваки противится браку.

— Понимаю, — Шеннон кивнула, стараясь не поддаться чувству ревности. — Возможно, ты прав, Джон. — И не удержалась, уколола его. — Значит, ты побрился для нее?

Джон был удручен.

— Я не такой, как саскуэханноки. И с этим ничего не поделаешь. Но я могу остричь или отрастить волосы, или одеться по-другому. Посоветуй мне еще что-нибудь, Шеннон. Мнение женщины — очень ценно.

Шеннон внимательно осмотрела его, покраснела и, наконец, сказала:

— Все прекрасно, Джон.

— Я польщен, — Джон добродушно усмехнулся.

— Когда ты улыбаешься, ты неотразим. Улыбайся, когда придешь в деревню. Перед такой улыбкой не устоит не только твоя невеста, но и никакая женщина в мире.

— Не устоит? — Джон схватил Шеннон за руку и усадил на колени. — Ни одна женщина не устоит?

— Джон… — выдержать еще один поцелуй, простонала она мысленно, невозможно. Она попыталась остановить Джона. К ее разочарованию и облегчению Джон, казалось, согласен с ней. Поцелуй был нежным и приятным с оттенком желания, таящегося в их сердцах.

Шеннон снова погладила его лицо.

— У меня есть лосьон. Он защитит твою кожу от ожога.

— Что бы ты ни говорила, Шеннон, — пробормотал Джон, уткнувшись лицом ей в волосы, — я рад, что ты заставила меня побриться. Из-за этой чертовой бороды я не мог почувствовать, какие у тебя мягкие, нежные волосы.

— Нам пора идти, Джон. Ты говорил, что до деревни идти четыре часа.

— Пора, — он позволил ей слезть с его колен. — Ты готова?

— Сначала я хочу заплести косы.

В глазах Джона промелькнула печаль.

— Хочешь быть похожей на жителей деревни?

— Мне все равно, понравлюсь я им или нет. Я хочу, чтобы они поняли, я — не сумасшедшая, — Шеннон грустно вздохнула. — Не ревнуй. Мне не нужен Кахнаваки. Если мы будем ссориться всю дорогу, для нас это будет невосполнимой потерей. Возможно, эти часы будут последними, что мы проведем вместе.

— Мы ни за что не будем ссориться. Пойду, оседлаю мула.

— Постой, — почти сразу рассеялось сияние любви. — Кто из нас поедет на муле?

— Я иду пешком, но хочу, чтобы ты приехала в деревню отдохнувшей.

— Нет, я иду, ты едешь. У тебя ведь болит нога.

— Ты поедешь.

— Стать похожей на Пилигрима или, как его там? Благодарю покорно. Лучше не бери мула совсем.

— Надо спросить у Герцогини, что она думает по этому поводу, — рассмеялся Джон. — Ей не нравятся такие длинные прогулки, не то, что Принцу.

— Собаки пойдут с нами? Как хорошо!

— Только Герцогиня. Поиграет и поохотится с деревенскими мальчишками. Принц останется стеречь хижину. У него есть чувство ответственности. А мул нам нужен, чтобы привезти из деревни шкуры. Послушай, давай-ка сюда вот это, — Джон взял ее сумку, схватил свой кожаный мешок и распахнул двери. — Только после вас, мисси.

Шеннон вышла из хижины и огляделась вокруг, отмечая все подробности, в особенности — лесную усадьбу Джона Катлера. Ей хотелось запомнить ее навсегда такой, какой она видела ее в эту минуту. Ей хотелось навсегда запомнить Джона Катлера — с бородой и чисто выбритым — и она знала, что не забудет его никогда.

— Шеннон?

— Иду.

— Это, наверное, самое прекрасное место на земле, — заметила Шеннон, когда они проходили через лесок, пронизанный лучами солнца. Ее безбородый спутник, соглашаясь, кивнул головой.