— Видно, тебе подходит этот лес. Я думал, к этому времени ты устанешь до смерти…

— Ты это серьезно? Я хотела бы прожить в таком месте всю свою жизнь. Могла бы бесконечно идти рядом с тобой, слушать пение птиц и шелест листьев. Как смешно Герцогиня выглядит на спине у мула! Никогда бы не подумала, что она так быстро устанет. Мы идем не больше двух часов.

— Почти три. Герцогиню растили не для такой жизни. Моя сестра подарила мне ее, иначе она бы здесь не оказалась.

— Герцогиня — самая потрясающая собака на свете.

— Она — прекрасный охотник. Я не жалуюсь.

— Но Принц больше подходит для жизни в лесу, правда? Ты называешь его ответственным. Так всегда называл меня мой брат. Но по отношению ко мне — гиперответственность.

— Что это значит?

— Я поступаю всегда так, будто судьба мира у меня в руках. Я считаю себя ответственной за все и незаменимой там, где что-то идет не так. Несомненно, это плохая черта характера. Или… по крайней мере, Фил старается излечить меня от этого.

— У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, — нахмурился Джон. — А я надеялся, что это от ушиба головы.

Шеннон весело рассмеялась.

— Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.

— Ты выздоровела?

— Совершенно. Не волнуйся, — она игриво сморщила носик. — У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.

— Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!

— Почему?

— Когда я был мальчишкой, я мечтал стать королем или рыцарем. Я думал, все девочки хотят быть принцессами. Но ты…

Шеннон сдержала улыбку.

— Что я?

— Ты мечтала стать мужчиной! Выборы!

— Очень смешно. Там, откуда я пришла, Джон Катлер, совсем не обязательно быть мужчиной, чтобы иметь власть или быть полезным.

— Ты полезна в моем мире. Ты развлекаешь меня.

— Ах, успокойся. Ты настоящий шовинист. И это твой недостаток. Там, откуда я пришла, мужчина может разговаривать с женщиной на любые темы, и их отношения становятся более полными.

— Они говорят о политике?!

— Конечно. И об экономике. Они прямо и откровенно говорят о сексе.

— Секс? Что это?

— Половые сношения. Ну, я не знаю, как вы их называете. Спариваться?

Джон фыркнул.

— Ты говоришь непристойности, женщина. Я расскажу об этом Кахнаваки.

— Что?

— Не беспокойся. Я скажу, что тебе это подходит.

— Какой же ты несносный!

Джон бросил повод и схватил Шеннон, заставляя ее замолчать.

— Давай обсудим «спаривание» честно и откровенно. Ты девственница?

— Не твое дело!

— Ну вот! — Джон отпустил ее. — Нет на земле места, где бы мужчины и женщины могли обсуждать подобные вопросы. Это противоестественно.

— Ты же не пытаешься просто обсудить этот вопрос. Ты стараешься смутить меня, — высокомерно заметила Шеннон. — Прекрати. Пошли дальше.

— Подожди.

— Что еще? — Она хмуро посмотрела на Джона. Джон отошел от нее, поднес ко рту сложенные чашечкой ладони. Герцогиня тут же спрыгнула с мула и села у ног хозяина. И вдруг зазвучала мелодичная песня красногрудой малиновки. Вдалеке запела еще одна малиновка.

— Как красиво! Джон? Это Кахнаваки отвечает тебе?

Джон самодовольно кивнул.

— Он научил меня.

— Вы подаете друг другу сигналы! Как мне нравится!

— Кахнаваки может подражать дюжине птиц. Я научился только двум. Правда, крик совы у меня еще не очень хорошо получается.

— Покажи, пожалуйста, — попросила Шеннон. — Только один раз. Это так волнующе.

— Хорошо, — Джон еще раз сложил чашечкой ладони и раздалось почти идеальное уханье совы. Ответ Кахнаваки был более низким, и Джон слегка поморщился. — Он талантлив. И должно быть, смущен. Мы пользуемся криком совы ночью.

— Научи меня.

— Зачем? Сигналы нужны на охоте, а ты не ешь «мяса невинных животных», — Джон развязал свой мешок и вынул из него красиво украшенную бахромой кожаную куртку.