Шрифт:
Перед уходом он еще раз обращается к обитателям подвала:
– Кстати, поимейте в виду, господа: завтра с утра открываем ресторан. Милости просим. Чем богаты, тем и рады.
– Действительно кстати, - отвечают ему.
– А то уж мы тут на пищу святого Антония переходим.
– Только такое условие, господа, - улыбаясь говорит в дверях старик. На радостях завтрашний день угощаю всех за свой счет.
Провожаемый шутливыми аплодисментами и криками "ура", он выходит на лестницу. Вместе с ним уходит и офицер.
– Кто это?
– спрашивают вокруг.
– Да неужто ж вы не знаете, господа?
– обиженным голосом говорит всезнающий бородач.
– Это ж Поярков, хозяин гостиницы.
– А молодой?
– А молодой - его сынок. Академик.
– Как академик?
– А так. Учился в Москве в Петровской сельскохозяйственной академии. В войну был прапорщиком. При Керенском до подпоручика дослужился. А нынче приехал к отцу на каникулы и - вот, пожалуйста, угодил, так сказать, прямо к светлому праздничку.
– А погоны он что, с собой привез?
– спрашивает кто-то. Студенты-петровцы, насколько мне известно, погон не носят.
– Значит, уж где-нибудь прятал. Своего часа ждал.
– Погоны что! А вот где они пушку взяли?!
...Тем временем Александра Сергеевна, уложив Леньку на приготовленную из ящиков постель и пристроившись рядом, вполголоса распекала мальчика.
– Нет, дорогой, - говорила она.
– Это невозможно. Придется мне, как видно, и в самом деле привязывать тебя за веревочку...
– Привяжи! Привяжи! Пожалуйста!
– шептал Ленька, прижимаясь к матери и чувствуя, как мягкая прядка ее волос щекочет его щеку. В эту минуту он только этого и хотел - чтобы всегда, каждый час и каждое мгновенье быть рядом с нею.
– Простудился небось, безобразник?
– И не думал.
– Господи, даже градусника нет. А ну, покажи лобик. Нет... странно, температуры нет. Ну, давай спать, наказание ты мое!..
В подвале уже устраиваются на ночь. То тут, то там вспыхивают и гаснут свечные огарки. Смолкают разговоры. Кое-кто пробирается к двери, ободренные хозяином, многие обитатели подвала уходят наверх.
– А мы не пойдем?
– спрашивает Ленька.
– Куда ж на ночь?.. Подождем до завтра. Там видно будет.
– Мама, значит, большевиков уже нет больше?
– Как видишь, говорят, что нет.
– И в Петрограде?
– Говорят, что и в Петрограде восстание.
– А в Чельцове?
– Боже мой, не разрывай мне сердца. Спи, пожалуйста!
Но Ленька не может спать. Он думает о Петрограде, вспоминает Стешу, где она сейчас и что с ней? Думает о Кривцове, о Васе и Ляле, оставшихся на руках няньки. Вспоминаются, наплывая одно на другое, события дня. Ему кажется, что прошла вечность с тех пор, как он лежал в постели и читал "Тартарена из Тараскона"... А ведь это было лишь сегодня утром. Светило солнце, за окном шумел город, старик нищий кричал "матка боска", и все было так хорошо, мирно и спокойно.
– Не вертись, пожалуйста, Леша. Ты мешаешь мне спать, - сонным голосом говорит Александра Сергеевна.
– Штаны колются, - бормочет Ленька.
Он уже засыпает, и вдруг вспоминается ему его черная реалистская шинель и черная с апельсиновыми кантами и с латунными веточками на околыше фуражка... Господи, неужели действительно они пропали? Неужели ему теперь всю жизнь придется ходить таким халатником, как назвал его давеча этот молодой человек в клетчатой куртке?..
– Мама, - говорит он вдруг, приподнимаясь над подушкой.
– Ну?
– Ты спишь?
– Боже мой!.. Нет, это невозможно!..
– Мамочка, - шепчет ей в ухо Ленька, - ты знаешь, а ведь я видел того, клетчатого...
– Какого клетчатого?
– Ну, того, который тебя провожал наверх.
Александра Сергеевна молчит. Но Ленька чувствует, что мать проснулась.
– Где?
– говорит она очень тихо.
– Он здесь, в гостинице... У себя в номере...
– Не шуми!.. Ты разбудишь соседей. Ты говорил с ним?
– Да. Ты знаешь, у него, оказывается, дядя в Америку уехал...
– Куда?
– В Америку. В Центральную... Это где? Там, где Мексика, да?
– Да... кажется... Только ты, милый, никому не говори об этом.
– О чем?
– О том, что ты видел здесь этого человека. Понял?
– Понял. Он тоже просил не говорить. Он сказал, что ты - хорошая. Ты слышишь?
Александра Сергеевна долго молчит. Потом, обняв мальчика за шею, она крепко целует его в лоб и говорит:
– Спи, детка!.. Не мешай соседям.
И Ленька засыпает.
...Хозяин гостиницы не обманул. Утром пили чай в ресторане, где все было как в мирное время - мельхиоровая посуда, пальмы, ковры, белоснежные скатерти, официанты в полотняных фартуках... Сам Поярков стоял за буфетной стойкой и, улыбаясь, кланяясь, приветствовал входящих гостей.