– Фу ты, боже мой, какая строгость!
– воскликнул Бегушев.
– Мало у вас этого в Петербурге!

– Без сомнения!.. Но Ефиму Федоровичу не следовало бы это делать; к нему как-то это нейдет! Жена моя, понимаете, никак не может помириться с этой мыслью и прямо мне пишет, что она ото всех людей ожидала подобного рода жизни, но не от Тюменева.

– Мало ли чего женщины ожидают и не ожидают от мужчин!..
– заметил не без намека Бегушев.

– Разумеется!.. Особенно жена моя, которая чересчур уж prude!..* подхватил генерал и потом, после короткого молчания, присовокупил: - А что, мы не выпьем ли с вами бутылку шампанского? Я - русский человек, не могу без шампанского!

______________

* строга!.. (франц.).

Бегушев не отказался.

– Шампанского!
– приказал генерал гарсону.

– Frappe a la glace?* - спросил тот.

______________

* Замороженного во льду? (франц.).

– Un tout petit peu!* - отвечал генерал.

______________

* Чуть-чуть! (франц.).

Шампанское подали, которое оказалось не frappe a la glace и очень плоховатого качества; но как бы то ни было, выпив его стакана два, генерал решительно пришел в умиленное состояние.

– Какие иногда странные мысли приходят в голову человека! Мне вот, сидя в этом маленьком кабачке, припомнилось, как мы с вами, cousin, служили на Кавказе и стаивали на бивуаках... Для вас, конечно, это было очень тяжелое время!

– Напротив, я никогда не был так счастлив, как тогда!
– возразил Бегушев.

– И это возможно!.. Очень возможно!..
– согласился генерал.
– Одна молодость сама по себе - и то уже счастье!.. Я после вас долго оставался на Кавказе, и вы оставили там по себе очень хорошую память; главное, как об храбром офицере!

– Что за особенно храбрый я был!
– возразил Бегушев скромно.

– Очень храбрый!.. Товарищи и начальники ваши тогда искренно сожалели, что вы оставили военную службу, для которой положительно были рождены; даже покойный государь Николай Павлович, - эти слова генерал начал опять говорить потише, - который, надо говорить правду, не любил вас, но нашему полковому командиру, который приходился мне и вам дядей, говорил несколько раз: "Какой бы из этого лентяя Бегушева (извините за выражение!) вышел боевой генерал!.." Потому что действительно, когда вы на вашем десятитысячном коне ехали впереди вашего эскадрона, которым вы, заметьте, командовали в чине корнета, что было тогда очень редко, то мне одна из grandes dames... не Наталья Сергеевна, нет, другая... говорила, что вы ей напоминаете рыцаря средневекового!

Бегушев при этом поднялся.

– Куда же вы?.. Подождите Янсутского, все бы вместе день и провели, останавливал его генерал.

– Нет, я имею дело!
– сказал ему решительно Бегушев, главным образом спешивший оставить ресторан, чтобы не встретиться с Янсутским.

– Еще одно слово, cher cousin!
– воскликнул генерал.
– Напишите, пожалуйста, если можно, завтра же Тюменеву, что я ни в чем перед ним не виноват, что я не знал даже ничего, отказывая графу Хвостикову.

Генерал главным образом боялся Тюменева по службе!

– Хорошо, напишу, - отвечал ему с улыбкой Бегушев и, расплатившись за завтрак, ушел.

Генерал дожидался Янсутского часов до трех, наконец тот явился - тоже в штатском платье, с окончательно пожелтелой, перекошенной и как бы оглоданной рожей.

– Где вы были это?
– спросил его генерал.

– В разных местах!..
– отвечал Янсутский.
– Дюжину устриц!..
– прибавил он гарсону.

– Как можно в мае месяце есть устрицы!
– остановил его генерал.

– Отчего не есть?
– спросил Янсутский.

– Устрицы в мае любят, а у них четыре сердца, и вообразите, какие они должны быть исхудалые, - разъяснил генерал.

– В таком случае я ничего не хочу... Дайте мне кофе и коньяку!
– сказал Янсутский гарсону.

Тот подал ему требуемое.

Янсутский, прилив значительное количество коньяку в кофе, начал прихлебывать его: видимо, что он чем-то был очень встревожен и расстроен.

– Я завтра уезжаю в Петербург, - объявил он генералу.

– Зачем?
– спросил тот с удивлением и некоторым сожалением.

– Вызывают по делу Хмурина, - отвечал Янсутский с окончательно перекошенным ртом.

– Хмурина?..
– повторил генерал еще с большим удивлением.

– В качестве свидетеля, не больше!
– поспешил сказать Янсутский; но втайне он думал, что не в качестве свидетеля, а ожидал чего-нибудь похуже. Это в одной только России могут так распоряжаться... вдруг вызывают человека через посольство, чтобы непременно приехал... Спроси бумагой, если что нужно, - я им отвечу, а они меня отрывают от всех моих дел, когда у меня здесь, в Париже, и заказов пропасть по моим делам, и многое другое!