– Я заявление сделал?

– Да, но разве...

– Записали?

– Да все мы записываем, пора бы знать уж...

– Так мне можно идти?

– Как, уже? не посидите, не побеседуете? нет, если Вы утомились, или мысли какие возникли, из тех, что думаются лучше в одиночестве... я, кажется, говорил, например, что читал Ваши школьные сочинения, полет у Вас фантазии, но, вот к слову, право же, обозвать Пушкина секс-символом критического реализма, это, знаете ли... как бы Вы сказали - "круто"; а что, Вы в самом деле серьезно считаете себя декадентом, нет, извините, я несколько заработался... столько дел сегодня... диссидентом, конечно же, диссидентом, а, Пашенька? ты как, какал сегодня?

– Вы же пидер!

– Как? это все, что Вы мне хотели сказать, после такой беседы!

– Козел...

– Ну тогда - иди сюда, милый, я тебя поцелую.

– Не смейте!..

– Ты видишь, я сильный, активный, значит; а ты, не качался, а наоборот - стихи писал, листовки клеил, пассивный, сам козел, значит, осознаешь диспозицию?

– Пустите...

– Но поцеловать-то тебя можно? а, сука! испугался?

сентябрь-ноябрь 1996

Разговоp Седьмой.

"О том, как сложно."

– Илри... можно я буду Вас называть так?

– Да, пожалуй, да. А Вас, кажется... м-м...

– Юля. Давайте только...

– Да, давайте, а то у меня мало времени... Мне еще успеть надо собраться там, сложить все...

– О'кей, Илри, тогда первый вопрос: вот я сейчас была на Вашем концерте...

– Спасибо.

– Пожалуйста, но...

– Нет-нет, постойте, только не говорите мне, что Вам понравилась, там, как я себя держу перед микрофоном, или еще что... Вы знаете, что обычно спрашивают?

– То есть?

– Ну вы, журналисты, о чем вы спрашиваете?
– о разных глупостях: нужны, там, или не нужны президентские выборы, какое женское имя мне больше всего нравиться, что я понимаю под лозунгом "энтропия - спасет"... и так далее, нет?

– Не совсем, хотя, это тоже интересно; а Вы не любите журналистов?

– Нет.

– Учитесь быть "звездой"? не любить журналистов - среди "звезд" это принято.

– Какие к Морготу "звезды"! я вообще не люблю журналистов, журналистов и врачей тоже еще не люблю, вот, скажем, Булгаков...

– А что - Булгаков?

– Ну, как же... "за мной, читатель, я покажу тебе настоящую любовь!" тьфу!

– Хм, однако...

– Что никогда не видели человека моего возраста, которому не нравиться Булгаков? я так скажу: есть у меня такая повествушка "ДНД на БД", так вот, там - одно из самых страшных проклятий это - "да полюбит тебя Маргарита".

– Маргарита-то чем Вам не угодила?

– Эта гордая непманша? бесящаяся с жиру мещанка, которая встретила талантливого человека и довела беднягу сперва до дурки, а потом до смерти! хороша любовь, нечего сказать! без сомнения, на балу она была к месту, ну и дался потом ей несчастный писатель, вот решила перед Воландом "любовью" своей побравировать, впрочем, ее наиболее связный диалог с мастером, помните?
– "ты бы хоть запахнулась - плевала я...", ага, влюбленная, уж не знаю, где тут Булгаков высмотрел настоящую любовь, или она, по его мнению, всегда сопряжена с унижением мужчины?

– Но Маргарита спасла рукопись!..

– Толку-то! Читатели ее так и так не прочли. Да и к тому же - кто ее просил? автор? это как у Дюма в "Монте-Кристо": одна дамочка закопала младенца, думала, что умер он, а его выкопали, и вот это дитятко после является и говорит, здравствуй, мол, мама, я здесь... картинка та еще.

– Но ведь речь идет о том, "что рукописи не горят", о божьем суде творчества...

– О каком? Мне как-то всегда казалось, что литература

– это для людей, пишут ее люди, читают - люди, какой же тогда к

Манвэ лысому "божий суд"!.. Знаете что, есть в нашей литературе два высказывания, которые я ненавижу лютой ненавистью, это - "рукописи не горят" и "поэт в России больше, чем поэт"; из второго умозаключения мы выводим, что для поэта, а эту фразу сказал человек, себя поэтом считающий, есть что-то большее, чем просто поэт... это для поэта-то! а что касается не сгорающих рукописей, то, мне кажется, художник волен распоряжаться своим творчеством по своему усмотрению: пишет так пишет, жжет так жжет, на то он и творец! у меня, например, есть пяток песен, которые, хоть и дороги мне, мною не исполняемы, и никакие силы ада и рая меня не смогут заставить вернуть к жизни то, что было мною раз уничтожено, по-моему, так.

– Так, постойте, Вы вообще все это к чему?

– Не знаю... Какая разница? а что?

– Ну ладно, но вообще-то Булгаков не только одного "Мастера" написал.

– А, остальное не лучше, плоско, как в комиксах или репортажах; журналист плюс врач, обе профессии - порядком едкие.

– Чем же?

– Эти врачи, они копаются, лица у них серьезные, как будто они занимаются "важным делом", а сами - копаются, копаются...

– Между прочим, они людей лечат.

– И - что?