– Но, поведай мне, Шмуллер, ты никогда не задумывался ли о том, что чувствует число "пи", когда извлекают из него корень?

– Он - знал.

– Но минуло время хаоса.

– Минуло, и осталась лишь нужная им добрая умная сытость и слюни заверений: "все будет хорошо".

– Ты убиваешь меня, Шмуллер, какая страшная фраза!

– Мужайся же, Якоб Турбинс! будет скучно и страшно: генерал пришел, генерал ушел, обновилась Россия, президент еще раз за деньги народа убедил себя в том, что этот самый народ его любит; в честь взятия Казани Иван Грозный водрузил "Василия Блаженного", "Христос-Спаситель" отстраивается в честь взятия Чечни...

– Грозного, Шмуллер, Грозного!

– Но разве храм?
– сплошной ведь мимесис с подземными гаражами; и что же - никто не удивляется, все торопятся прийти "всерьез и надолго", а скучная дикость нашего "дома, где разбиваются сердца" в том, что никому уже не плохо, перекипели, Якоб!

– Итак, пожалуй, хватит с нас: перестройки, сухого закона, "Покаяния", землетрясений в Армении, Руста-добролета, двух или трех путчей... что бы еще вспомнить?

– Молчи, Якоб, молчи! спокойно так извлекаются из чувств совесть, стыд, - ведь должно хорошо быть.

– А дети, что дети?!

– Дети читают Толкиена, они читают его!

– Мне страшно, Шмуллер, я открыл это книгу и, посмотрев в окно, увидел, как с блаженной улыбкой святой Сэм Скромби выгуливает толстых назгулов по парковой зоне Мордора, все они плюют в урны, выбирают "пепси" и "голосуют, а то проиграют"... мы наказаны, Шмуллер!

– А их музыка, детская музыка? ты слышал ее, дорогой Якоб?

– Слышал: дали мне, и глаз, и холст, и вы вот сами ко мне пришли, ласково так подтрунивал добротный их Борис Гребенщиков над млеющими перед ним журналистами.

– Но на этой неделе больше никто не случится!

– Ты прав, Шмуллер, мне уже скучно и страшно; кончились дети.

– Они же научились чувствовать и понимать, оценивая и страдая, они повзрослели, но не суди их строго, не суди их, Якоб! то, чем они занимаются, - это не хорошо и не плохо, потому что теперь должно быть только хорошо, так получилось.

– Если считать самокастрацию взрослением, то - да.

– О, да, - если уничтожив в себе жизнь, считать себя взрослым! но, верь мне, Якоб, он собрал наше сырое мясо и ушел.

– Почему, почему, Шмуллер?

– Потому что мозги и сердца наши не годны ныне для живого его супа, без них сегодняшних можно обойтись, но срывая с них "эпоху перемен", он дал последний знак, а мы, правильные и пресные, так ничего и не поняли.

– Никогда не поймем, Шмуллер, не поймем...

– Яркая личность, квинт-эссенция, личность...

– Не плачь, Шмуллер, не плачь!

– Мне плохо! внутри, как он был внутри острия!

– О, Шмуллер, он уже никогда не умрет!

– Не умрет! не умрет, Якоб, он не умрет, Курехин уже никогда не умрет!!

– Успокойся, не плачь, Ллойд с нами, брат.

– Мы прокляты.

июль-сентябрь 1996

Pазговоp Шестой.

"О правде и аборте."

– ...Я бы не стал на вашем месте разговаривать именно так.

– Ну и как же с Вами разговаривать, может, мне еще стоечку сделать или за ушком Вам почесать?

– Ну, я думаю, обойдемся сегодня без этого...

– Сегодня?!

– Да, да! давайте, просыпайтесь, петушок пропел.

– Ага, знаем мы ваших петушков.

– Ну вот и славненько... так, Вы говорите, хотели бы сделать заявление, я очень внимательно слушаю.

– Я никого не убивал.

– Милый мой мальчик, а какая разница?

– То есть?

– Ну, разницы-то, ее нет, не так ли?

– Но... если Вы верите, что я не убивал, тогда - какого черта...

– Поберегите, Павлик, нервы, время-то, знаете ли, сейчас судьбоносное, неспокойное... Вы "Покаяние" смотрели?

– Смотрел.

– Вот видите - в эпоху гласности мы должны быть особенно точны и бдительны.

– Еще бы...

– Вы очень напрасно на меня обижаетесь, я прилагаю максимум усилий для того, чтобы Вы остались культурным, порядочным человеком, полноправным членом нашего общества.

– Ну?

– Что - ну? Вы, должно быть, считаете себя там анархистом, эдаким "пандан с Пугачевым", а?

– Ловко Вы Тургенева читали...

– А я, знаете ли, много чего читал; впрочем, это пока не важно, важно другое: как, зачем и почему Вы дошли до жизни такой.

– До какой еще жизни?