Долго осматриваться было недосуг, так как второй бандит вскинул в мою сторону ствол. Не отдавая себе отчета в действиях, я рухнул на пол, выполнив одновременно кувырок через правое плечо и правой же рукой подхватывая оброненное бандитом оружие. Нажал на спуск. В лицо мне тут же хлестнули вязкие горячие мозги. Отбросив ствол, я с омерзением отер лицо. По стенке опустился на пол, ошарашенно оглядываясь.

Вся схватка в целом заняла не более трех минут. А крови, мозгов и прочей гадости по комнате и прихожей было - как на живодерне.

Немного успокоившись, я прошел на кухню, достал из холодильника бутылку "Столбовой", которая оставалась с вечера, и несколько раз крупно из нее глотнул.

– Дай...- сюда же вошла Сашка и протянула к бутылке дрожащую руку. Так же глотнула из горлышка. Она, оказывается, наблюдала за всем происходящим через дверную щель.

– Ну, здравствуйте, гости, - прохрипел я.

И только теперь мы заметили, что на раскладушке нет Вадика. Он с перепугу забрался в тумбу под раковиной, где стояло мусорное ведро. Картинка вызвала у нас долгий нервный смех. Вадик застрял в тесном пространстве и, сопя, кряхтя и матерясь, никак не мог выбраться оттуда.

Сашкина мать выглянула из своей комнаты в коридор и тут же свалилась в обморок. Мы из кухни услыхали грохот упавшего тела и бросились к ней на помощь.

Когда матери полегчало, истерика началась у Сашки. Она бросилась на меня с кулаками. Остановить ее не представлялось совершенно никакой возможности.

– Ты во всем виноват! Ты!
– кричала она, заливаясь слезами и дрожа всем телом.
– Как ты смел навести бандитов на этот дом?!

– Саша! Сашенька!
– Я прижимал ее к себе и сам готов был пустить слезу от жалости к этой маленькой милой девчонке, которая, действительно по моей вине, попала в страшную историю.

– Ты негодяй! Ты грязный, мерзкий!
– не унималась Сашка.

Я прекрасно понимал, что в тот момент она не отдавала себе отчета в словах и поступках. Надеялся, что пройдет какое-то время и она успокоится, все поймет и не будет столь жестока ко мне. Но от этого не становилось легче.

– Хорошая моя! Любимая!..

– Молчи! Умоляю тебя: молчи! Я не хочу тебя слышать!
– скороговоркой выдавала Сашка.
– Я ненавижу тебя!

Конечно, кто я сейчас в ее глазах? Подлец и убийца. Ведь если в дом к ее матери пришли по моей вине эти люди, значит, что-то меня с ними связывает. А коль так, то и я недалеко от них ушел. И потом, я как мужчина просто обязан был это предвидеть и оградить ее от случившихся неприятностей. Не так ли? Выходит, я подставил ее, как принято теперь говорить. Подверг опасности.

Вадик в это время понуро сидел за кухонным столом и допивал остатки водки. Однако алкоголь не снимал напряжения, наоборот парализовывал волю и лишал человека способности здраво оценивать происходящее. Логика мышления подвыпившего всегда более чем нестабильна и необоснованна.

Впрочем, пока я находился рядом с этим горе-бизнесменом, от него не требовалось принимать какие-либо ответственные решения.

Когда Сашка выплеснула на меня весь запас отрицательных эмоций и, громко хлопнув дверью, ушла в комнату к матери, я подсел за стол к Вадику. Достал из холодильника еще одну бутылку и отыскал там же пол-литровую банку с маринованными миногами в горчичном соусе. Тот не обратил на меня никакого внимания. Он, похоже, находился в полнейшей прострации.

– Ну, что скажешь?

– Ничего не скажу, - безразлично ответил он.

– Что, блин, жизнь кончилась, время остановилось и - лети все на свете к чертям собачьим, да?

– Я погиб, Казачок. Это - конец...

– Ага! "Это конец!" - подумал Штирлиц, сунув руку в карман брюк. А до конца оставалось еще три сантиметра!
– процитировал я пошленький анекдот.

– Ты о чем?
– не понял Вадик.

– О тебе, дружище.

Как-то само собой сложилось за эти сутки, что мы с Вадиком перестали быть друг для друга начальником и подчиненным. Нависшая опасность моментально стерла все субординационные грани. И какая, к лешему, субординация, если впереди светит вполне реальная возможность отправиться на тот свет. Там, как известно, все равны. И Вадик с его миллионами, и я, радующийся каждой "стошке".

А чего я жду, собственно говоря? Полная хата трупов! Конопля с Лариской на хвосте висят! А я сижу на жопе и ничего не предпринимаю.

Загрузив в желудок полстакана водки и закусив миногами, я схватил телефонную трубку и набрал номер, который как-то оставил мне зоновский корешок Костыль.

– Слушаю. Говорите, - ответили на другом конце провода.

Я взглянул на часы. Без четверти пять. Раннее утро. А тот, кто снял трубку, будто всю ночь только и ждал моего звонка.

– Здравствуйте, - говорю я в микрофон и не знаю, как продолжить общение. Назвать Костыля Костылем или же обратиться по имени?

– У вас тридцать секунд. Говорите. Слушаю, - сухо, но достаточно вежливо предупредили меня.

– Жору можно?
– растерянно спросил я, решив-таки обратиться по имени.

– Георгий Михайлович отдыхает. Вы можете оставить для него информацию. Я запишу и обязательно передам.

Действительно, пять утра! Какой нормальный человек в это время бодрствует? И у меня еще хватило ума звонить в такую рань. К тому же я и понятия не имел, что Жорик Костыль теперь - Георгий Михайлович.