– Выходит, красный "Москвич" и зеленые "Жигули" связаны только парнем с зеленым кашне, - говорю я.
– Жидковато что-то.

– И еще дачей, - добавляет Валя.
– Зеленые "Жигули" собирались туда ехать, а красный "Москвич" ехал оттуда. Одна и та же дача.

– М-да, - скептически произносит Кузьмич.
– Что-то тут жмет, как хотите. Две машины. И сама преступная группа больно большая. И пестрая какая-то. Глядите: Чума, Леха, тот низенький, седой и эти двое, из "Москвича".

– Не считая убитого Гвимара Ивановича, - добавляю я.
– Кстати, Виктор Арсентьевич тоже на него указал. Ну, с сомнением, конечно, но все же.

– Вот, вот, - подхватывает Кузьмич и с досадой качает головой, потом обращается ко мне: - Давай-ка, Лосев, доложи, что ты сегодня успел.

– Главное, это, я считаю, встреча с Виктором Арсентьевичем Купрейчиком, - говорю я.
– Очень интересный у нас был разговор. Он, видимо, хорошо знал Гвимара Ивановича, гораздо лучше, чем хочет показать. Есть в его рассказе несколько таких слабинок. Ну вот, например. Говорит, что познакомился с Гвимаром Ивановичем у какого-то художника, случайно. Но имени этого художника не назвал. Я, правда, не нажимал, еще раз об этом мимоходом спросил, и все. И он вторично от ответа ушел. Но к Кончевским, брату и сестре, они пришли около года назад уже приятелями. Дальше. Жена Купрейчика называет Гвимара Ивановича сослуживцем мужа, он якобы в командировку на фабрику приезжает, где Купрейчик работает. Говорит о их служебных разговорах в кабинете, куда они удалялись. Она им чай туда подавала. А вот Купрейчик мне сказал, что знакомство это случайное и что связывал их только интерес к живописи. Дважды об этом упоминал. Дальше, третья неувязочка. Купрейчик мне сообщил, что Гвимар Иванович приехал якобы из Киева, работает там в Министерстве текстильного машиностроения. Неясно, то ли Гвимар Иванович его обманул, то ли Виктор Арсентьевич решил обмануть меня. Скорее все-таки первое. И еще один неясный момент. На мой вопрос, бывал ли он у Гвимара Ивановича, когда тот в Москву приезжал, ответил, что нет, не бывал. А он бывал, даже пытался там за соседкой ухаживать, помните, Шухмин докладывал, Лелей ее зовут?

– Помню, помню, - кивает внимательно слушающий меня Кузьмич, не отрывая глаз от карандашей, которые он машинально раскладывает перед собой на столе.

– Это еще в прошлый приезд Гвимара Ивановича в Москву он его с этой Лелей познакомил. И уже тогда представил Купрейчика как приятеля. Следовательно, знакомство их было давнее и близкое. А мне он старался представить сегодня это знакомство как совсем недавнее и шапочное. Впрочем, прямого вопроса, когда именно они познакомились, я не задавал. Лишь уловил его позицию, и все, уличать не стал.

– Правильно, - одобряет Кузьмич и добавляет: - Вообще это по-человечески даже понять можно. Позицию такую. Человек убит, дело темное. А тут еще и кража к нему тянется. Лучше подальше от всего держаться. Такой возможности не упускай. Не настраивай себя заранее на обвинительный лад, опасно это. Пока что Купрейчик жертва преступления, не забывай.

– Не забываю, Федор Кузьмич, - с сомнением в голосе отвечаю я.
– Но все-таки кое-что тут настораживает, вы согласны?

– Что ж, пожалуй. Разговор надо с ним продолжить, вот и все.

– Он и сам так настроен. Телефон мой записал.

– Вот и прекрасно. Что еще у тебя?

– А еще одна женщина во дворе узнала по фотографии Чуму.

– Та-ак, - настороженно произносит Кузьмич.

– Он к ней подсел во дворе, когда она с внуками там гуляла, - продолжаю я.
– Расспрашивал про жильцов, и в том числе про квартиру Купрейчика. Кто там живет, когда уходят, когда приходят. Словом, велась обычная подготовка к краже.

– Все это они должны были от Гвимара Ивановича знать, - говорит Денисов.

– Всего он мог и не знать, - возражаю я.

– Узнала Чуму, говоришь?
– задумчиво спрашивает Кузьмич.

– В том-то и дело. И это тоже подтверждает его участие в краже. Не говоря уже о перчатке. Кстати, вторую при нем не нашли?
– обращаюсь я к Вале.

– Нашли, - отвечает тот, - почему-то он ее не выбросил.
– И в свою очередь спрашивает: - А зеленые "Жигули" эта женщина во дворе не видела?

– Нет, - говорю я.
– Они же на улице стояли, их ведь тот таксист видел, как его?

– Аверкин, - подсказывает Денисов.
– Он-то и видел их там. Но во двор они, значит, не заезжали ни разу, даже в день кражи?

– Выходит, что нет.

– А я все-таки думаю, что в тот день, вернее в то утро, они во двор заехали, - качает головой Валя.
– Хоть на минуту. Четыре или даже пять чемоданов тащить через весь двор и по переулку опасно. Лишний риск.

– Пожалуй, что так, - соглашается Кузьмич.
– А значит, кто-то машину во дворе должен был видеть.

– Кража могла произойти, - говорю я, - или с половины девятого, Когда Виктор Арсентьевич и его супруга уходят на работу, до половины десятого, когда выходит гулять та женщина с внуками, или с половины двенадцатого, когда они уходят домой, до половины первого, допустим, потому что около двух Леха уже садился в такси у Белорусского вокзала.

– Вещи они увезли на дачу, - замечает Валя.
– Это мы уже, считайте, знаем. А езда туда и обратно занимает часа полтора. Значит, второй промежуток следует сократить, я думаю, вдвое, с половины двенадцатого до двенадцати. Вот тогда Леха мог около двух оказаться возле Белорусского.

– Вообще странно, почему ему надо было обедать непременно на Белорусском вокзале, - добавляю я.
– Ведь они с дачи возвращались мимо Киевского вокзала. И потом, время ему потребовалось не только чтобы добраться до Белорусского вокзала, но еще и заскочить в ресторан там, испугаться, выскочить обратно, найти такси. Нет, второй промежуток для квартирной кражи вообще отпадает.
– И я убежденно заключаю: - Она произошла с половины девятого до половины десятого.