– Ну вот, - удовлетворенно говорит Кузьмич.
– Если не возражаете, то продолжим наш разговор.

К такому обращению Совко, кажется, не привык. Он недоверчиво взглядывает на Кузьмича и усмехается.

– Можно и продолжить, - снисходительно соглашается он.

– Тогда перейдем от людей к фактам, - говорит Кузьмич.
– Как договорились. Напомню только, что о половине из названных мною людей вы нам ничего еще не успели рассказать. Так будем считать.

– Не последний раз видимся, еще успею, - приходит в себя и пытается острить Совко.

– Уж это конечно, - спокойно соглашается Кузьмич.
– А мы не забудем спросить. Так вот, факты. Первый из них - это убийство Семанского. Вы не будете отрицать, что присутствовали при нем?

– Во, во, - удовлетворенно подхватывает Совко.
– Присутствовал. Это точно.

– Так и Красиков говорит, - замечает Кузьмич.

При этом он словно не замечает ошарашенного взгляда Совко. Как это так, "Леха говорит", если его тут нет и никогда не было.

– Он же сказал и про лампочку, и про сарай, - как ни в чем не бывало продолжает Кузьмич.
– Между прочим, вы с того двора сначала бежать было собрались, а потом вернулись. Почему?

– Леха его в сарай уволочь захотел.

– Леха?
– переспрашивает Кузьмич.
– Стоит ли в этом пункте путать, Совко?

– Леха, - упрямо повторяет тот.

– Давай, давай, вали на него все, - говорю я.
– Он тебе пока ответить не может. Но мне он сказал, что ты велел вернуться.

– Врет.

– Кто врет, это мы скоро разберемся, будь спокоен.

– А может, и не он, и не вы?
– спрашивает Кузьмич.
– Может... Лев Игнатьевич велел, ну-ка, получше вспомните.

– Не было его там, - твердо говорит Совко.

– Но спрятать он мог велеть. Днем-то он в том дворе бывал, сараи видел.

– Откуда взяли, что бывал?

– Откуда, - усмехается Кузьмич, - про это мы друг друга пока спрашивать не будем.

Это звучит у него вполне миролюбиво, даже деловито и располагает к спокойному разговору. А Совко, видимо, уже устал от напряжения, от необходимости все время быть начеку, все время что-то придумывать и что-то скрывать. Ему сейчас страсть как хочется поговорить спокойно, как бы доверительно и тихонько попытаться выяснить, что же мы в конце концов знаем, чем располагаем. Я же вижу, сейчас у него в голове от наших разнообразных и неожиданных вопросов полный ералаш. И это больше всего его волнует.

– Так правильно я говорю насчет Льва Игнатьевича?
– спрашивает Кузьмич.
– Мы ведь договорились очевидные вещи не отрицать.

Ничего тут, конечно, очевидного нет, но фраза эта толкает на откровенность. И Совко сейчас не до ее точного смысла.

– Да не влезает он в такие дела, - машет он рукой.

– Ладно, - соглашается Кузьмич.
– Не влезает так не влезает. Кстати, где он сейчас находится, вы, конечно, не знаете?

– Само собой, - нахально улыбается Совко.

– Напрасно. Впрочем, подумайте. Может быть, он тоже подтвердит, что не вы совершили убийство. Одних ваших слов мало, сами понимаете. И на Красикова надежды тоже мало, ему себя надо будет спасать. Словом, я вас не тороплю. Подумайте. Ничего страшнее этого обвинения вам не грозит. И тут каждый свидетель важен. Кстати, с какого этажа спускался в тот вечер во двор Семанский?

– Черт его знает, с какого, - рассеянно отвечает Совко.

Похоже, он всерьез задумался над словами Кузьмича, и ему не до пустяковых вопросов.

– Красиков сказал, с третьего...

– Ага. Вроде с третьего.

– Кто там живет, не знаете?

– Деятель какой-то. Гвимар к нему все шастал.

– Как этого деятеля зовут?

– А хрен его знает.

– Ты же его квартиру обчистил, - насмешливо замечаю я со своего дивана.
– Хоть бы узнал, кого грабишь.

– Пошел ты к...
– Совко мгновенно вскипает.
– Не знаю никакой кражи. Понял?

Смотри-ка, убийство признает, а квартирную кражу признавать не желает. Интересное кино. Впрочем, от убийства он надеется отвертеться, а от кражи не удастся. Кроме того, кража - это немалая добыча, и в ней немалая его доля, которую он надеется, видно, получить, когда выйдет на свободу. Интересно, дожмет его сейчас по этому пункту Кузьмич или отложит.

– Ладно, - говорит Кузьмич.
– И это тоже оставлю вам для размышлений. Только имейте в виду, по краже мы имеем в отношении вас прямые улики. Так что отрицаете вы сейчас тоже очевидную вещь. И еще, - многозначительно добавляет Кузьмич, - впереди у нас с вами разговор о Ермакове.

– Чего?!
– ошеломленно спрашивает Совко и таращит свои светлые, пустые глаза на Кузьмича.

– О Ермакове, - властно повторяет Кузьмич.

Совко уже, конечно, забыл, что в припадке ярости случайно назвал эту фамилию: "Даже с Ермаковым", по его мнению, не уйдет Муза. "Даже"! И вот сейчас, когда эту фамилию называет Кузьмич, на Совко такая осведомленность действует, конечно, ошеломляюще.