Адамов Аркадий Григорьевич
Шрифт:
Да, на нашей необычной и тонкой работе можно, конечно, огрубеть. Но и Вырасти тоже можно. Нигде, мне кажется, нельзя пройти такую школу нравственного воспитания, как у вас, и стать такой цельной и чистой натурой, как, например, наш Кузьмич. Он этого не слышит, а то бы вполне искренне пожал плечами. И вот - чтобы Кузьмич выгнал женщину из кабинета! Такое у меня не укладывается в голове.
– Ну, прямо так не выгнал, конечно, - хмуро отвечает он на мой вопрос.
– Это слово больше выражает желание, чем поступок, - Кузьмич усмехается. Видал, как начал выражаться, на тебя глядя?
– Ничего интересного она не сообщила?
– спрашиваю я, пропуская мимо ушей его последнее замечание.
– И не могла, - пожимает плечами Кузьмич.
– Ничего по делу не знает. И лютым зверем живет. Все кругом враги и гады. Мужа кроет, сестру его, даже покойного академика не забыла. Ну, и на работе все кругом тоже враги и гады. И, между прочим, воры. Все буквально. И ее, бедную, со света сживают. Тьфу! Это, я тебе скажу, редкий случай. Злость прямо в крови разлита и уйдет из нее только вместе с кровью, точно тебе говорю. Одним словом, я ее выпроводил. Что у тебя?
– Подтвердил, что знает обоих, дружат, что рассказывал им о квартире отца, что на даче с ними прошлой зимой был, выпивали там. Но к краже, как мы и предполагали, никакого отношения не имеет. Да и главная информация к ним, видимо, от Гвимара Ивановича пришла.
– А сам что из себя представляет?
– Неглупый, добрый, слабый человек. Спился и последние волевые качества потерял. Честно говоря, жалко его.
– Помочь нельзя?
– Трудно, - вздыхаю я.
– Тем более при такой жене. Да и сам он на себя рукой махнул, вот что. Молодой парень...
– Сколько ему?
– Двадцать шесть всего.
– Ну, ну. Может, его лечиться послать?
– Сначала подготовить надо. Чтобы сам захотел.
– И вдруг я вспоминаю: Он очень живопись любит. А отец непременно хотел медика из него сделать. Знаю я такие штучки. Ну, парень слабый, уступил и сломался. Одна тоска у него на душе, и все из рук валится.
– М-да... Надо парня лечить и на новые рельсы ставить, - подытоживает Кузьмич. Выбери время, съезди в институт к нему. Там же медики, должны понять. В партбюро зайди. В память отца пусть помогут. Нельзя же так.
На тумбочке звонит один из телефонов, вернее басовито шуршит: Кузьмич во всех своих аппаратах почти снял звук, чтобы не раздражал внезапный резкий звонок. Сейчас он берет одну из трубок.
– Цветков... А, это ты... Хорошо, жду... Он у меня как раз... Ладно.
Кузьмич вешает трубку и сообщает:
– Денисов. С вокзала звонит. Едет сюда. Новости какие-то есть. Просил тебя тоже его дождаться. Да, вот еще что, - добавляет он.
– Поступил материал из Южноморска. Давай-ка пока им займемся.
Он поднимается, подходит к сейфу и с усилием оттягивает тяжелую дверцу, в которую, как всегда, вставлена связка ключей. Из сейфа Кузьмич вынимает толстую папку и возвращается к столу. Усевшись и надев очки, он начинает перебирать бесчисленные бумаги.
– Вот, - он достает несколько сколотых листков с обычным строгим грифом.
– Ответ на наш запрос. Так... Ну, во-первых, никакого Льва Игнатьевича они вообще не нашли. То ли имя вымышленное, то ли в поле зрения к ним не попадал. Скорей, пожалуй, первое. Как считаешь?
– То ли искали плохо, - сердито говорю я.
– И это возможно, - соглашается Кузьмич.
– Кстати, мы им на всякий случай фото Павла Алексеевича пошлем, после того как ты с ним встретишься. Он тебе сегодня должен звонить, так, что ли?
– Должен. В конце дня.
– Вот-вот. Назначай встречу, поддавайся, так сказать, соблазну.
– Даже не торговаться?
– улыбаюсь я.
– Ты сначала попробуй встретиться с ним. Это главное. А вот потом... Потом лучше всего оставить вопрос открытым. Расположи к себе, условься о связи. И лови каждый Намек, каждую, ну, что ли, оговорку. Постарайся все понять и разгадать. Ведь все еще не ясно, где им хвост прищемили. А больше в эту игру вводить пока никого нельзя. Ты один. Тебя они сами нашли. Ну, дай ему понять, что от тебя многое зависит. Набивай цену.
– Ясно, Федор Кузьмич.
– Тогда пойдем дальше. Теперь второй наш запрос, насчет Ермакова, - он проглядывает уже другой листок и указывает пальцем на какое-то место там: Вот. Пишут, что обнаружено трое подходящих Ермаковых. Все по линии ОБХСС. С шайкой квартирных воров связь исключается. Так что Совко может только понаслышке о ком-нибудь из них знать. И вообще конкретных сигналов ни на одного из них нет. Теперь гляди, кто они такие. Один - директор плодоовощной базы, тут, я думаю, развернуться есть где. Второй Ермаков - палаточник, на рынке торгует, инвалид. Ну, а третий - директор магазина готового платья, передовое предприятие, пишут. Вот такая троица. Первый Ермаков, по их мнению, самый перспективный для разработки.