– А я и говорю, спрашивали. Потом дали хозяину по шее за то, что не знает, отобрали лошадей и ушли вон туда.

– А на шоссе как выехать?

– Тоже туда. На шоссе они и пошли.

– Ну, история! Что теперь делать?

– Ты и решай. Ты - средний командир, а мое дело маленькое. Я твой приказ выполню.

Сомин внезапно обозлился на этого чересчур исполнительного старшего сержанта. Он всегда так: скажете - сделаю, не скажете - не сделаю. Но тут же Сомин вспомнил о том, что он сам только что мечтал о твердом приказе командира. Как же, должно быть, трудно Арсеньеву в отрыве от опергруппы принимать самые серьезные решения!

Наверху в машине бойцы о чем-то шептались. Неуверенность командира немедленно передалась им. Сомин понял, что если сейчас он не отдаст четкого приказания, то авторитет его потерян. В критический момент эти люди, судьба которых зависит от него, могут не выполнить его приказания.

Из хатенки вышел человек. Его исподняя холщовая одежда белела на фоне кустов. Глухо гудели на холостых оборотах моторы машин. Из-за темной крыши выставились оранжевые рожки луны. Человек пошел прямо по дороге и растаял во мраке.

Сомин вспомнил слова Земскова: "Худшее решение - это не принять никакого решения". Он резко одернул разговаривавших в машине:

– Прекратить болтовню! Лавриненко, еще одно слово - и пеняйте на себя!

– А что, застрелишь?
– нагло спросил Куркин.
– Всех нас тут постреляют с таким командиром. Поехали обратно!

Белкин - постоянная опора Сомина - теперь молчал. Он понимал, что командир растерялся, и сам был зол на него.

Сомин сделал над собой усилие, чтобы не ответить Куркину. Он сел в кабину. Гришин неохотно поехал вперед. Проехав не более двадцати метров, они увидели с краю у кустов что-то белое. Оно шевелилось. Гришин круто затормозил. Задняя машина чуть не налетела на переднюю. Из-за кустов вышел с ведром в руке тот самый человек с хутора, которого Лавриненко принял за информатора немецких разведчиков. Как ни тревожно было, все рассмеялись. Только Куркин не смеялся, он все еще ворчал:

– Маскируется, подлюга! Для чего ему было ходить в кусты за цибаркой... Сейчас я его...
– Он снял из-за спины карабин.

– Не стреляй!
– взвизгнул Лавриненко.
– Услышат!

Белкин прикрикнул на них обоих. Куркин нехотя надел карабин за спину. Поминутно останавливаясь, машины продвигались вперед. За каждым деревом Сомину чудились враги. Луна поднялась выше, и теперь автоматические орудия стали превосходной мишенью для автоматчиков, если они действительно прятались в кустах. Напряженно прислушиваясь, Сомин ждал, что вот-вот раздастся очередь, но ничто не нарушало тишину. Скоро повеяло речным холодком, и неожиданно открылось шоссе. Гришин без приказания повернул направо и прибавил ходу. Теперь Сомин немного успокоился. "Раньше или позже шоссе приведет в Невинномысск. Все будет в порядке. Не надо никогда впадать в панику, - говорил он себе, - вот найдем первую батарею, а возвращаться будем вместе".

О самолетах он и не думал. Опасность с воздуха его не тревожила. "Появятся - обстреляем. Дело привычное!"

Метров за двести впереди машины хлестнули с одной стороны дороги на другую цепочки трассирующих пуль. "Ну вот - дождались!" - Сомин вышел из машины. Снова затрещал автомат.

– Разворачиваться?
– спросил Гришин.

– Стоять на месте!

К счастью, луна скрылась за облаками. Сомин оглянулся назад. Там тоже промелькнули трассирующие пули. Оставаться на месте было нельзя. Ехать тоже некуда. Артиллеристы соскочили с машин. Никто не говорил ни слова.

"Они испуганы, - думал Сомин, - и верно - плохо. Куда сейчас деваться?" Он представил себе, как его бойцы прячутся по кустам, а на дороге горят обе машины. Так будет, если он немедленно, сию же минуту не примет решения. "Плохо без командира. Был бы хоть какой-нибудь лейтенант, пусть тот же Рощин или Баканов... Сейчас невидимые автоматчики подойдут спереди и сзади, перестреляют нас всех, как цыплят, или попадем в плен, чего доброго!"

– Товарищ младший лейтенант, чего мы ждем?

Этот вопрос Омелина вывел Сомина из оцепенения.

– Не ваше дело! Выполняйте приказание!
– в душе Сомин был благодарен Омелину за то, что тот напомнил ему о его звании. "Я - младший лейтенант, какого мне еще надо командира? Я сам отвечаю за людей".

– Какое приказание?
– уже раздраженно спросил Омелин.
– Ты ничего не приказывал.

Сомин вставил в гранату детонатор:

– Приказываю: Омелину с десятью бойцами занять оборону позади машины. Тютькин, Писарчук, Белкин - за мной! Остальным оставаться на машинах. Или нет: Белкин - останется тут. Отвечаешь за машину. Лавриненко - со мной.

Вчетвером они пошли вперед, держа в руках взведенные гранаты. Лавриненко все время икал. Машины, черневшие позади, казались теперь Сомину надежными, как родной дом. Удаляться от них не хотелось, но, странное дело, с тех пор как Сомин принял решение, он успокоился. Даже когда снова застрочили автоматы, Сомин не растерялся. По его приказанию бойцы легли в канаву. И тут Сомина осенило: "Что же я делаю, дурак! Полез вперед с тремя винтовками, когда у меня есть пушки. В Песчанокопской прорвались, а тут не прорвемся?"