Лапшин Александр Алексеевич
Шрифт:
– Я ни во что не верю, - сказала она.
– Вы моя последняя надежда. Если сочтете нужным отрезать ногу - отрезайте. Больше мне ехать некуда, я все перепробовала.
Я ответил:
– Ампутировать вашу голень никогда не поздно. Давайте сначала подумаем.
А думать надо было прежде всего о том, как произвести хирургическое вмешательство при остеомиелите. Во всех пособиях, справочниках и учебниках подобные эксперименты категорически запрещались.
Но на собаках я пробовал. Как ни странно, но в результате операций загнивание кости ликвидировалось. Почему, я тоже не знал, а только догадывался.
Неделю спустя я вызвал к себе Светлану и откровенно поведал ей о своих сомнениях. Она сказала:
– Прошу вас. Если есть хоть один шанс, делайте со мной все, что хотите.
Я ее прооперировал, через три месяца загноение кости прекратилось, а нога удлинилась на шесть сантиметров. Однако ложный сустав, как я его ни сдавливал аппаратом, по-прежнему оставался. И вдруг меня осенило: не сжимать надо костные отломки в ложном суставе, а растягивать!
Я произвел вторую операцию - через полгода Светлана ушла от меня на двух здоровых ногах.
Хорошо рассказывать об удачах, хуже, когда вспоминаешь о неприятностях. Как говорится, я опять стал поперек дороги. На этот раз заведующему госпиталем Краковскому. Он был неплохим специалистом в области сердечно-сосудистых заболеваний, а я (так, видимо, он считал) начал "затмевать" его авторитет. В "его" госпитале, без "его" согласия, решением горкома партии мне выделили еще одну палату и процедурную, увеличив общее число коек до шестидесяти. Однако более всего его нервировали разговоры о моем методе, а главное - нескончаемое паломничество людей, направляющихся ко мне на консультацию.
Разумеется, я это осознавал и поэтому старался держаться подчеркнуто скромно и незаметно. Мне очень не хотелось вновь куда-либо перебазироваться.
К сожалению, человеческая подлость иногда эффективнее дипломатии.
В облздравотдел поступило анонимное письмо. Меня обвиняли, что я занимаюсь необоснованными экспериментами, которые угрожают здоровью пациентов. "В век научно-технического прогресса, - возмущался анонимщик, - в то время, когда весь советский народ единодушно радуется пуску в эксплуатацию первой в мире атомной электростанции, С. И. Калинников грубо и беспардонно попирает самые элементарные правила медицины, в частности, производит хирургическое вмешательство при остром остеомиелите". (Имелся в виду случай со Светланой.)
Незамедлительно явилась комиссия. Она убедилась, что в результате операции загнивание кости у девушки прекратилось.
Меня спросили:
– Каким образом?
– Точно не знаю. Вероятно, при наложении аппарата создается своеобразное биологическое поле, которое и препятствует загниванию.
– Но ведь вы опасно рисковали!
Я пояснил:
– Во-первых, я произвел много удачных опытов. А во-вторых, извините, без риска нельзя кататься даже на карусели. Тем более быть хирургом. Что касается конкретно Светланы Н., то риск равнялся нулю - она прибыла с рекомендацией на ампутацию конечности. Главное в другом: я считаю, что многие медицинские постулаты безнадежно устарели. И чем скорее мы поймем это, в первую очередь врачи, тем лучше будет для больных...
Проверяющие уехали от меня неудовлетворенными. После них прибыла заместитель заведующего Сурганским облздравотделом Ломова. Она полностью соответствовала своей фамилии - крупная, широкоплечая, с громким голосом. Однако оказалась вдумчивым, симпатичным человеком.
На протяжении недели она спокойно разбиралась во всем. И по-настоящему заинтересовалась моим методом.
Прощаясь, она сказала:
– Работайте спокойно. Чем смогу, помогу. Надо подумать о вашей базе - с такой далеко не уедешь.
Больные беспрерывно прибывали. Пора было обзаводиться помощниками, людьми, которые бы верили в мой метод.
Первого мне прислала Ломова. Закончив Саратовский мединститут, он прибыл в Сургану по распределению. Звали его Володя Полуянов - двадцати двух лет, физически очень крепкий. Обо мне, о моем методе он уже кое-что слышал, но особого желания специализироваться в области травматологии и ортопедии не имел - его привлекала внутриполостная хирургия.
Я предложил ему поработать у меня временно.
Через два месяца работы он влез в мой метод, как в вар, увяз и не захотел уходить.
С Володей мне повезло сразу. Я наконец обрел человека, с которым мог делиться замыслами, сомнениями и идеями.
Через год жена Володи Полуянова собрала свои вещи и уехала обратно в Саратов. В какой-то степени ее можно было понять: Сургана в то время был более чем скромным городом, а к этому еще надо присовокупить примерно такое же жилье, как у меня, да не очень большую зарплату мужа.
Тут мне хочется отвлечься вот на что: ученых, изобретателей, в общем, всех людей, одержимых своим делом, почему-то нередко изображают как фанатиков и, вроде бы преклоняясь перед ними, про себя жалеют. Неверно! Фанатизм связан с муками и страданиями. И чаще всего с бессмысленными. Ученый, исследователь, если он настоящий, прежде всего эгоист. Причем в высшем смысле этого слова самое большое наслаждение он получает не от изысканнейшей пищи, вина и прочих недолговечных материальных атрибутов, которые ему, кстати, тоже не чужды, - а от познания. Природа похожа на бездонную бочку - сколько будут существовать люди, столько они будут пытаться расшифровать ее сущность. Посему наслаждение ученого так же длительно, как вся его жизнь.