Если откровенно, я брала эту путевку не потому, что боялась сырости, а из-за уникальной атмосферы, царившей в доме. Атмосфера была доброжелательная, несуетная и очень радостная - все очень радовались жизни. Хотя дом был совершенно без бытовых удобств - только два душа на этаже и два туалета. В длинном коридоре - много-много комнат. Некоторые с балконом, с которого виден парк, Ялта внизу и море...

Около дома на лавочках всегда собирались перед обедом и перед ужином писатели, рассказывали истории, анекдоты, раздавался постоянный смех.

Я вообще человек застенчивый, никогда не подхожу к малознакомым компаниям, а тут я всегда крути

456

ласъ, потому что там были люди, которые ко мне хорошо относились, и среди них - Вениамин Александрович Каверин, дядя Веня - как мы его звали между собой.

До обеда в доме и вокруг была тишина - писатели работали. Каждый потом хвастался, сколько страниц "накатал". Обычная утренняя норма была 1 -2 страницы. Арбузов говорил, что написал восемь страниц, кто-то - три, кто-то - шесть, но больше всех всегда писал Арбузов.

А после обеда - святое время: кто спал, кто спускался к морю, а мы с Вениамином Александровичем быстренько скатывались вниз и шли по берегу моря пешком в Гурзуф через можжевеловую реликтовую рощу, через виноградники. Там садились на катер и катером возвращались в Ялту и подымались на свой холм. Надо было идти по берегу моря, там - валуны, и вот его легкая фигурка прыг-прыг по камушкам, а я за ним. И так почти каждый день.

В Гурзуф по берегу я ходила с Кавериным, а на Царскую тропу, до Ласточкиного гнезда или до Караголя - с Алексеем Николаевичем Арбузовым. Это очень большие расстояния, поэтому обратно мы или брали такси, или сидели и отдыхали в кафе и опять возвращались пешком.

Весной на Царской тропе цветет крымская сосна, и самое высшее наслаждение - стать под эту сосну, чтобы кто-нибудь ее тряс. Я помню, мы с Арбузовым стояли и дышали этой пыльцой, а потом друг на друга смотрели и хохотали: лица были желтые и сразу не отмывались.

Арбузов тогда бросал курить, и у него все карманы были забиты взлетными леденцами, которые давали в самолете. Купить эти леденцы было нельзя, поэтому мы у него их "выцыганивали". Тут он властвовал над нами - надо было или что-то ему сделать, или купить внизу на набережной бокал шампанского за рубль.

457

Часто мы ходили гулять вчетвером: Миша Коршунов, его жена Вика, Алексей Николаич и я. Складывались по рублю и в конце путешествия на набережной выпивали по бокалу шампанского. Но иногда общих денег не хватало, и тогда Алексей Николаич "продавал" нам леденцы. Эти леденцы нужны были для нашего любимца - Кабанчика. У нас была еще одна прогулка: брать такси и ехать на Грушевую поляну. Там - запретная зона и царские угодья, где в свое время охотились и Хрущев, и Брежнев. И вот на Грушевой поляне, перед охотничьими угодьями был маленький зоопарк. В довольно тесных клетках сидели медведи, орлы, кабаны и олени. И вот один кабан - Кабанчик, как мы его прозвали - очень любил сосать взлетные конфетки. Я первый раз видела у животного мимику наслаждения. Он брал конфету в рот, сосал, замирая в наслаждении, закрыв свои белесые ресницы, потом опять быстро-быстро сосал, потом опять замирал и закрывал свои белесые ресницы... В общем, леденцы мы выменивали для этого Кабанчика. И каждый год мы ждали, что вернемся к своим зверям. Однажды приехали - Кабанчика нашего нет, и егерь нам сказал, что его пришлось зарезать, потому что он прорыл нору в соседнюю клетку и съел там барсука. Это была трагедия для всего Дома. Белла Ахмадулина каждый раз повторяла своим напевным голосом: "Кабанчик! Кабанчик! Убили Кабанчика!"...

Через какое-то время моя приятельница Наташа Рязанцева сделала ремонт в своей квартире и облицевала кухню плиткой, которая почему-то называлась "кабанчик" - коричневая узкая плитка. И вот как-то я встретила Беллу Ахмадулину, она меня спросила про общих знакомых, и я рассказала, что Наташа занимается ремонтом и облицовывает кухню "кабанчиком"". "Кабанчиком?! Нашим Кабанчиком! Размазывая по стенам!.. Как можно жить!.." - запела Белла.

458

Однажды весной в Ялту приехал Булат Окуджава с женой Олей. Человек он тихий, замкнутый, но тем не менее мы хорошо общались, куда-то ходили, разговаривали. Открыли новую дорогу для прогулок - узкое ущелье, закрытое двумя горами. Помню, как мы выбирались оттуда - незабываемо прекрасно!.. Ему очень понравилось гулять вместе, потому что я им с Олей открывала Ялту, и, когда они уезжали, он сказал: "Ну, хорошо, Алла, до Москвы". Я говорю: "Москва - разлучница". И в Москве мы действительно мало общались, хотя я его иногда встречала у Бори Биргера, когда мы устраивали там кукольный театр. У нас была даже кукла "Булат Окуджава". Есть фото: Окуджава сидит, а я стою над ним с его куклой. Но тем не менее мы не общались уже так, как в Ялте.

Потом прошло какое-то время, я читаю "Путешествие дилетантов", и где-то к концу один персонаж - другому: "... как говорит наша прекрасная актриса госпожа Демидова, Москва-разлучница". Я подпрыгнула до потолка и в следующий раз, увидев его, рассказала, как это было для меня неожиданно. Он говорит: "Да? Я даже хотел там написать "наша превосходная актриса", но редактор меня остановила, поэтому определение менее восхитительное". Тем не менее он подписал мне книжку: "Алле Демидовой, вдохновившей меня на фразу в этой книге".

Однажды мы с Борей пришли к нему домой в Безбожный переулок. У него над столом был иконостас портретов, были там и незнакомые мне люди, и портрет Набокова. И вдруг я увидела свою фотографию, причем - открытку бюро кинопропаганды, ужасную. Я спрашиваю: "Почему?!" Ответила Оля: "Потому, что вы его любимая актриса..."

1987год, 21 июня. Гости у Бори Биргера. Оживленный, не похожий на себя Булат. Оля расска

459

зывала, что Булат боится икон, креста, церкви. Недавно она крестила и освящала квартиру.