– Вы, наверно, ищете миссис Гудвин?

– Да. Как вы... Вы...

– Я уже видела вас раньше. Вы адвокат. Она тут. Спит сейчас.

– Спасибо, - сказал Хорес.
– Спасибо. Я знал, что кто-нибудь... не верил, что...

– Я, пожалуй, всегда смогу найти постель для женщины с ребенком, сказала женщина.
– Что скажет Эд, мне все равно. У вас срочное дело? Сейчас она спит.

– Нет-нет. Я просто хотел...

Женщина поглядела на него поверх лампы.

– Тогда не надо ее тревожить. Можете прийти утром и подыскать ей жилье. Спешить некуда.

Днем Хорес снова приехал к сестре на такси и рассказал, что произошло.

– Теперь я должен взять ее домой.

– В мой дом - нет, - сказала Нарцисса.

Хорес поглядел на нее. Потом стал медленно набивать трубку.

– Я вынужден поступить так, дорогая. Ты должна понять.

– В мой дом - нет, - повторила Нарцисса.
– Я считала, это решено.

Хорес чиркнул спичкой, раскурил трубку и осторожно бросил спичку в камин.

– Ты понимаешь, что ее, в сущности, выбросили на улицу? Понимаешь...

– Ничего страшного. Ей не привыкать.

Хорес поглядел на сестру. Сунул трубку в рот и стал усиленно затягиваться, глядя, как дрожит рука, держащая черенок.

– Послушай. Завтра, возможно, ей предложат убираться из города. Только потому, что, оказывается, она не состоит в браке с тем мужчиной, чьего ребенка носит по этим безгрешным улицам. Но кто разболтал об этом? Вот что я хочу знать. Я знаю, что никто в Джефферсоне об этом не знал, кроме...

– Я слышала, что первым говорил это ты, - сказала мисс Дженни. Нарцисса, все же почему...

– В мой дом - нет, - сказала Нарцисса,

– Ну что ж, - сказал Хорес и глубоко затянулся.
– Теперь, конечно, все ясно, - произнес он сухим негромким голосом.

Нарцисса поднялась.

– Ты останешься на ночь?

– Что? Нет-нет. Я... я обещал, что зайду за ней в тюрьму и...
– Хорес затянулся еще раз.
– Что ж, не думаю, что это важно. Надеюсь, что нет.

Сестра неотрывно глядела на него.

– Так остаешься?

– Можно даже сказать ей, что у меня случился прокол, - продолжал Хорес.
– В конце концов, время - не такая уж плохая штука. Пользуйся им с толком, и ты можешь растягивать все что угодно, как резиновый жгут, пока он где-то не лопнет, и вот тебе вся трагедия и все отчаяние в маленьких точках между большим и указательным пальцами на каждой руке.

– Остаешься или нет?
– спросила Нарцисса.

– Пожалуй, останусь.

Хорес пролежал в темноте около часа, потом дверь в комнату отворилась, он скорее ощутил это, чем увидел или услышал. Приподнялся на локте. Вошла сестра. Приближаясь к кровати, она постепенно обретала зримые очертания. Подошла и устремила на него взгляд.

– Долго это еще будет продолжаться?

– Только до утра, - ответил Хорес.
– Я вернусь в город, и больше ты меня здесь не увидишь.

Сестра не двинулась. Голос ее прозвучал холодно, непреклонно.

– Ты знаешь, о чем я.

– Обещаю больше не приводить ее в твой дом. Можешь послать Айсома, пусть спрячется там под кроватью.
– Нарцисса не ответила.
– Мне жить там ты, надеюсь, позволишь?

– Где ты будешь жить, меня не волнует. Вопрос в том, где живу я. А я живу здесь, в этом городе. Я вынуждена здесь оставаться. Но ты мужчина. Тебе все равно. Ты можешь уехать.

– А, - произнес Хорес. Он лежал совершенно спокойно. Сестра неподвижно стояла над ним. Говорили они спокойно, словно о еде или обоях.

– Как ты не поймешь, тут мой дом, тут я должна провести остаток дней. Я тут родилась. Мне дела нет, куда ты ездишь и чем ты занят. Мне все равно, сколько у тебя женщин и кто они. Но я не могу допустить, чтобы мой брат путался с женщиной, о которой болтают люди. Я не жду, что ты посчитаешься со мной; я прошу тебя посчитаться с нашими отцом и матерью. Увези эту женщину в Мемфис. Говорят, что ты не позволяешь тому человеку внести залог и выйти из тюрьмы; увези ее в Мемфис. Заодно придумай, что соврать ему.

– Так вот что, значит, ты думаешь?

– Я ничего не думаю. Мне все равно. Так думают люди в городе. И поэтому неважно, правда это или нет. Меня беспокоит, что ты вынуждаешь меня ежедневно лгать о тебе. Уезжай, Хорес. Каждый, кроме тебя, понял бы, что это преднамеренное убийство.

– И, разумеется, бросить ее. Должно быть, в своей всемогущей благоухающей святости они говорят и это. А не говорят еще, что убийство совершил я?

– Не вижу разницы, кто его совершил. Вопрос в том, развяжешься ты со всем этим или нет. Ведь люди уже сочли, что по ночам ты спишь с ней в моем доме.