Шрифт:
– - Если должность надима есть верный щит от всяческих грязных дел, -- сказал Хусейн, -- то мне не о чем говорить...
– - Почему же, сын мой? Говори...
– - Я полагал, что меня поймут с полуслова...
– - Возможно, и поймут. Разве это исключено?
– - успокоил молодого меджнуна хозяин, умудренный опытом и знанием наук.
– - Но надо хорошо подумать, прежде чем награждать человека таким емким словечком, как "мошенник". Ведь, как ни говори, понятие это растяжимо: есть мошенник на базаре, есть в науке, встречается он и во дворцах. Если угодно, и в мечетях. Разве все эти мошенники равнозначные? Один надувает на ломаный грош, а другой обкрадывает целое государство. Кого же ты имеешь в виду?
Хусейн обескуражен, но поглядел на окружающих, словно бодливый телок, и произнес загробным голосом:
– - Я имею в виду всякого, кто пользуется деньгами для того, чтобы совращать людей.
– - Каких людей, Хусейн?
– - Обыкновенных.
– - А все таки? Нельзя ли поточнее?
– - Можно и поточней, -- Хусейн лязгнул зубами. Они были крепкие, и оттого звук получился устрашающий.
– - Я спрашиваю: имеет ли человек право красть чужую любовь? Красть только потому, что мошна потолще твоей? И называть себя при этом правоверным?
– - Это кто же правоверный?
– - спросил хозяин, Не этот ли Омар Хайям?
– - Он самый!
Потом наступила тишина. Трудно было вмешиваться в этот разговор третьему, а сам Али эбнэ Хасан не торопился продолжать свои речи. Он казался утомленным, голова его была занята более важным делом, чем история о какой то любви...
– - Я его убью, -- пригрозил Хусейн. И он намотал на пальцы длинный стебель зеленого лука, положил его в рот и захрустел.
– - Убьешь?
– - безучастно спросил Али эбнэ Хасан.
– - Да... Потом Эльпи будет снова моею.
– - Хусейн разодрал пирахан на своей груди и воскликнул: -- Я же люблю ее!
И оглядел всех, ища у каждого сочувствия.
Хозяин усмехнулся. Он сказал:
– - Во первых, любовь не добывают кровью. Во-вторых, хаким, которого ты называешь своим врагом, не самый главный враг. Это так.
Али-пекарь закивал головой.
– - Ты просто не знаешь коварства этого звездочета, -- сказал Хусейн.
– - Я совершенно уверен в одном: он самый главный враг, и я приведу свою угрозу в исполнение.
Али эбнэ Хасан поднял руку. Он нахмурил брови. И сказал:
– - Не о том говоришь, Хусейн, и не туда направлены твои мысли. Женщин на свете -- что песчинок на берегу моря. И ты найдешь себе другую. Как, впрочем, и сам хаким. Я не вижу причины для вражды из-за какой-то потаскушки.
– - Она не потаскушка, -- возразил Хусейн.
– - Она несчастная жертва мужского прелюбодеяния.
Хозяин усмехнулся. Али-пекарь засмеялся громче. Другие подобным же образом выразили свое отношение к словам Али эбнэ Хасана.
Однако гроза продолжала бушевать в груди молодого Хусейна. Что понимают в любви мужчины, погрязшие в политических интригах, ненавидящие султана и его визирей? Этим подавай только власть, а любовь для них -- нечто вроде полевого цветочка, который не жаль раздавить.
Али эбнэ Хасан погрозил пальцем Хусейну, Он приказал замолчать и не раскрывать рта, если говорить тому больше не о чем. Здесь, в этом доме, где все подчинено великой цели, разговор о любви к какой-то женщине -- просто кощунство. Тем более ревность к хакиму. Хаким Омар Хайям не самый главный враг шиитов. Даже наоборот: для него что шиит, что суннит -- одно и то же. Он равнодушен и к тем, и к другим. Есть одна великая цель -- это султанский престол, который должен быть уничтожен, а все прочее -- мелочь, недостойная мужского внимания...
– - Да?
– - иронически вопросил Хусейн.
– - Да!
– - грозно ответил Али эбнэ Хасан.
– - А если на тебя наплевали?
– - Терпи.
– - А если наплевали на нее?
– - Пусть терпит и она.
Хусейн ударил себя ладонями по коленям:
– - Ну а жизнь, которой нет без любви? Неужели все следует приносить в жертву... как бы это выразить?..
– - Не утруждай себя, -- прервал его Али эбнэ Хасан, повышая голос.
– - Слушай, я хочу повернуть твою голову только в одну сторону. Было бы глупо, если бы мы с тобой занялись чем-либо таким, что недостойно нашей цели. Любовь, эта чепуха, придет потом. И не один раз. Я понимаю твое негодование. Сумасшедший меджнун всегда ревнует. Он почти слепец... Ты меня понял?
А чего тут не понимать? Разве эти высохшие рыбы сохранили в себе душу? Душу, которая знает, что есть любовь? Этот Али эбнэ Хасан вполне доволен своими тремя женами. Али-пекарь изошел потом у печи -- ему ли до любви? Зейналабедин-ассенизатор что смыслит в сложных любовных делах? А Бакр тем и занят деньденьской, что потрошит туши да точит ножи. У него ли спрашивать, что такое любовь? Он понимает свое -- любовь к потрохам! А что же еще? К тому же он испытывает особую нежность к мальчикам. Он ли оценит женскую красоту?