Хазини отошел от астролябии, протер глаза:

– - Так о чем это вы? О поэзии или о любви?

– - О том и другом, -- сказал Васети.
– - Мы ищем слово, которое объединило бы эти два прекрасных явления нашей жизни.

– - Любовь и поэзию?
– - удивился Хазини.

– - А что? Разве они не родные сестры?

– - А куда же девать науку?

– - Любовь и поэзия выше!

Хазини с этим не согласился. И стал доказывать, что если без любви человечество не обходится в силу своего естества, то без поэзии прожить еще можно. Человек, то есть поэт, живет и вследствие этого сочиняет стихи и поет их. Значит, жизнь, а следовательно, и любовь выше поэзии.

Васети назвал эти рассуждения достойными какого-нибудь дабира -- письмоводителя, -- но никак не ученого. Он, Васети, уверен, что любовь и поэзия -- одного корня, но назвать этот корень одним достойным именем пока затрудняется,

– - Я не думал, что ты такой, -- сказал Хазини,

– - Какой?
– - насторожился Васети.

Было очень темно и невозможно следить за выражением лица собеседника. Однако, судя по голосам, по оттенкам их, друзья находились в добродушнейшем состоянии. Настроение хакима всегда передавалось им.

– - Ты мне казался немного суховатым, -- объяснил Хазини.
– Твоя стихия звезды. И больше ничего!

– - Неужели свои мысли о любви я должен нести высоко, наподобие знамени?

Хаким вмешался в разговор. Он сказал:

– - Спор пустой. Поверьте мне, друзья: человек одинаково обязан своим существованием и любви, и поэзии. Что же до их объединяющего имени, то оно существует. И знаете, как оно произносится?

Омар Хайям воздел руки к небу и торжественно провозгласил!

– - Жизнь, друзья, жизнь!

Он обнял своих друзей, прижал каждого к груди.

– - Вот так, как я обнял вас, -- сказал он, -- так и жизнь объемлет и любовь и поэзию. Если за поэзией не признавать права называться самой жизнью, значит, выхолостить ее. Как холостят баранов и прочих животных. Да, друзья мои, я пришел к этому выводу, прожив почти сорок пять лет.

Васети попытался поймать хакима на слове:

– - Значит, ты поэт, хотя ты это и пытаешься отрицать.

Хаким энергично возразил:

– - Я говорю о поэзии, а не о поэтах. Поэт -- Фирдоуси. Поэты -- Рудаки и Дагиги. Поэт в наше время -- хаким Санаи. А все те, кто наловчился сочинять бейты и рубаи, газели и касыды, -- все [Б-010],[Г-001],[К-006] эти "цари поэтов" при дворах, позорящие просвещенный слух, -дурацкие создания. Я говорю не об их поэзии. Я говорю не о поэзии, угодной шахам, султанам, хаканам и их многочисленным визи- [Х-002] рям. Это не поэзия! Это подобие поэзии, фальшивая подделка. Когда мудрые люди говорят слово "поэзия", значит, имеют в виду саму жизнь, то есть жизнь, продолжающуюся в поэзии, один из рукавов реки жизни. А река жизни -- да будет вам известно!
– - широка и необъятна.

Васети сказал:

– - Уважаемый хаким, нас сейчас трое. Над нами только звезды, а под нами спящий Исфахан. И мы должны говорить только правду. Верно говорю?

– - Да, -- подтвердил хаким.
– - Это условие нашей дружбы, общей работы и общей цели.

– - Прекрасно!
– - воскликнул Васети.
– - Ответь мне, уважаемый хаким: что есть твои стихи?

Во вселенной наступила тишина. Секунда. Другая. Целая минута тишины! Омар Хайям обдумывал свой ответ: правдивый, искренний.

– - Какие стихи ты имеешь в виду?

– - Которые мы читаем на полях твоих геометрических вычислений и философских трактатов, -- пояснил Васети.

Опять тишина во всей вселенной. Секунда. Другая. Целая минута тишины! И хаким ответил:

– - Это часть моей жизни.
– - И скороговоркой добавил: -- Но я не поэт. Это звание слишком высокое. И еще добавил: -- Эклиптика пронизывает все существо созвездия Девы. Очень жаль, что где то рядом нет созвездия Поэзии...

– - А Лира? спросил Хазини.

– - Это не совсем то, На ней может бренчать любой.

18

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О ТОМ, КАК ХАКИМ ПИРУЕТ

С ПРЕКРАСНОЙ АЙШЕ НА БЕРЕГУ

ЗАЕНДЕРУНДА

– - Аллах накажет тебя!
– - говорит Айше. [А-017]

– - Ну и пусть!
– - отвечает Омар Хайям.

– - И ты не боишься его гнева?

– - Боюсь.

– - А почему же ты говоришь "ну и пусть"?

Хаким не желает нынче ломать голову над различными вопросами. Он отвечает весело первыми сорвавшимися с языка словами:

– - А потому, Айше, что гнев твой страшнее.

Эта небольшая лужайка, на которой устроились Айше и Омар Хайям, словно зеленое ложе. Со всех сторон она окружена кустарниками. В двух шагах шумит, пенится на камнях, бурно лижет берега светло зеленая река Заендерунд. Над головою кусок неба -- с одеяло, не больше. Такое синее небо, излучающее зной. На траве белая скатерть. Вина и фруктов вдоволь. Фрукты и жареное мясо. Зелень и мясо. Но главное -- вино. Такое сыскать не так-то просто. И тонкостенные глиняные чаши отменной работы. Их очень много. Ибо хаким любит в разгар пирушки разбивать чашу о какой-нибудь камень. Черенки разлетаются в стороны. С треском. И Омар Хайям хохочет. Ему становится веселее, когда разбиваются чаши...