О'Малли сидел у письменного стола.

–  Может быть, вы сумеете организовать, чтобы один из портретов вашей сестры прислали сюда?
– спросил он.
– Было бы неплохо, Билли, - он повернулся к Крейну, - показать его в отеле, где ее видели живой.

–  Ну, разумеется, - лицо Кортленда оживилось.
– Дам телеграмму матушке, и она вышлет портрет, - он взлохматил себе волосы.
– Вы не можете представить, как все это неприятно. Эта неопределенность. Я никак не могу отделаться от мысли, что это не Кэт. Это самоубийство, похищение трупа, эти платья… Я в полной растерянности. Но с другой стороны, после ссоры с матерью последние два года Кэт не жила дома. Мы совсем не знаем, как она жила все это время.

Крейн приподнялся на локтях:

–  У нее не могло быть финансовых затруднений? Мамаша не прижимала ее с деньгами?

–  О, боже, конечно, нет. Мать никак не могла ущемить ее интересы в этом смысле, - он рассмеялся.
– Мы все, в том числе и мама, получаем равный доход, - он улыбнулся.
– Воображаю, что было бы, если бы семейным кошельком заведовала матушка. Все пошло бы на содержание знаменитых теноров. Или теософскую часовенку, величиной с Эмпайр Стейт Билдинг.

–  Может быть, вы укажите нам сумму, которую получала ваша сестра?

–  Пожалуйста, если это может вам помочь.
– Кортленд сидел на краешке стула, сунув руки в карманы.
– До замужества она должна получать полторы тысячи в месяц.

–  А потом?

–  Потом треть всего.

–  Да, полторы штуки, - Док Уильямс улыбнулся.

–  А кто распоряжается состоянием?
– спросил Крейн.

–  Отец назначил главным опекуном дядю Стая…

–  Дядю Стая?
– переспросил Крейн.

–  Это наш клиент, - напомнил Док Уильямс. О'Малли уточнил:

–  Стайвессант Кортленд.

–  Извините, мистер Кортленд, - сказал Крейн, - продолжайте.

–  Но должен сказать, что деталями занимался я.

Крейн почесал правое ухо.

–  Значит, вы были в курсе финансовых дел вашей сестры?

–  Я регулярно переводил эту сумму на ее текущий счет в Ганноверском банке, несмотря на то, что примерно шесть месяцев назад она перестала брать с него деньги.

–  Это случилось после ссоры?
– спросил Крейн.

–  Они поссорились два года назад, - напомнил Кортленд.

–  Ах, да, - Крейн смежил ресницы.
– Было бы неплохо, если бы вы подробно, в хронологическом порядке рассказали о ссоре; и чем занималась ваша сестра потом?

Кортленд откинулся на спинку стула:

–  Все началось после того, как Кэт вернулась из Франции, после годичной учебы в какой-то школе в Туре. Матушке не понравилась компания, в которой пропадала Кэт, не нравились ее прогулки в Гринидж-Вилидж, не нравилось, что Кэт начала пить. Наконец, в одно прекрасное утро, после того, как мать, прождав Кэт до шести утра, устроила ей грандиозный скандал, Кэт собрала чемодан. Матушка продолжала неистовствовать. Особые страсти разгорелись вокруг паренька в блузе. Такие вельветовые блузы носили во времена Оскара Уайльда. Он заявился вместе с Кэт, матушка на него накричала, и тогда он, спрятавшись за сестру, попросил его не бить, и залился слезами. Мать сказала, чтобы Кэт убиралась, что не желает ее видеть, Кэт сказала: "И не увидишь…" Я раз семь или восемь встречался с ней после этого на 55 улице. По-моему последний раз мы виделись в Коттон-клубе в Гарлеме, месяцев пять назад. Это было часов в 5 утра. Она сидела совершенно одна - сказала, что у нее назначено свидание.

–  Черт!
– воскликнул Крейн и в ответ на вопросительный взгляд Кортленда улыбнулся.
– Не обращайте внимания, я кое-что вспомнил. Продолжайте, пожалуйста.

–  Месяца два назад я заглянул к ней. Но оказалось, что Кэт не живет там уже пять-шесть месяцев, хотя и вносит арендную плату. Я проверил ее текущий счет, и выяснилось, что в феврале она взяла шесть тысяч долларов и с тех пор ни цента. Мы решили, что она уехала за границу, как вдруг мать получила от нее письмо.

–  Какое письмо?
– спросил Крейн.

Кортленд достал из пиджака конверт. Он был отправлен с Центрального почтамта Чикаго 24 июля в 10.15 и адресован миссис Кортленд, 932, Парк-авеню, Нью-Йорк. Крейн вынул письмо и прочитал:

"Дорогая мама, боюсь, что я была не очень хорошей дочерью, и сейчас хочу заверить тебя в том, что глубоко и искренне раскаиваюсь в своем поведении, в том, что причинила тебе так много неприятностей.

Мы никогда не были счастливы семьей, может быть, по моей вине. Я, безусловно, была слишком упрямой, глупой девчонкой. Я говорю тебе это потому, что скоро уйду в другой, лучший мир. И может быть, ты в последний раз слышишь обо мне. Прости меня, мама.

Любящая тебя Кэт."

Крейн сложил письмо и бросил его на стол.

–  Вы получили его больше недели назад. Почему же вы сразу не стали ее разыскивать?

–  Это все мать, - усмехнулся Кортленд.
– Она в течение нескольких дней не показывала его нам с дядей.

–  Ну и что же вы с дядей сделали после того, как прочли письмо?

–  У нас возникла одна и та же мысль: ее слова могли означать возможное самоубийство, но это казалось маловероятным, - он улыбнулся.
– Кэт всегда любила драмы. Но мы забеспокоились и решили нанять детективов, чтобы найти ее. Я был в конторе у дяди Стая, когда пришли газеты с сообщением о самоубийстве девушки в Чикаго. Дядя немедленно связался с полковником Блэком, тот велел мне ехать сюда, чтобы опознать труп. Еще он сказал, что поручит одному из своих людей в Чикаго заняться этим делом.