Шрифт:
Неожиданно весь его гнев проходит.
– В какой-то степени это так, - признается он.
– Мне не нравится это письмо.
С брюками в руках он направляется в свою комнату, а я бросаю взгляд на чемодан, который так и стоит раскрытый посреди гостиной.
– Э, да в чемодане еще что-то есть!
Он останавливается, вяло поворачивается ко мне.
– Что именно?
– он спрашивает устало.
– По-моему, это магнитофонная пленка.
– Я достаю со дна чемодана коричневую катушку.
– Вам известно, что такое магнитофон? С его помощью записывают голоса. Значит, пленка может оказаться очень важной. Хотите прослушать? У меня есть магнитофон.
На этот раз лицо Улисса ничего не выражает, а голос звучит бесстрастно.
– Если вы настаиваете, - говорит он. И добавляет, поднимая глаза к небу: - Что еще меня ожидает?
– Быть может, истина.
V
Он ушел в свою комнату примерять брюки, а я пока вытащил магнитофон, чтобы прослушать пленку.
В течение нескольких мгновений катушка вращается беззвучно, потом слышатся звуки рояля. "Первая арабеска" Дебюсси. Отличная запись.
Поскольку Улисс оставил дверь своей комнаты приоткрытой, я кричу:
– Вы слышите?
– Да, это рояль.
Смотри-ка, он не забыл рояль. Впрочем, я заметил, что он не забыл множество вещей. Но, правду сказать, амнезия - явление очень странное. Память исчезает не полностью. Она словно вершит отбор, отбрасывая то, что ее мучает или раздражает.
– Ну, как брюки?
– Еще минутку.
Сажусь в кресло и продолжаю с наслаждением слушать запись. Я обожаю Дебюсси. Это изобретатель джаза, никто только об этом не догадывается. Как раз в "Первой арабеске" есть синкопированная фраза - чисто блюзовый пассаж.
Однако я тут же встаю, мне не терпится узнать результат примерки.
– Так что же с брюками?
Проходит несколько секунд, затем слышу голос Улисса, невеселый его голос, в котором я различаю даже легкий оттенок грусти.
– Они сидят на мне идеально… У меня был прекрасный портной.
Я ликую вслух, не сдерживая эмоций.
– Значит, чемодан действительно ваш! И светловолосая женщина-это женщина из вашей жизни. Быть может, она любила музыку. Да, несомненно, любила. Она любила Дебюсси. Я очень хорошо ее себе представляю, в Лондоне, в этой маленькой гостинице, на берегу Темзы. При условии, конечно, что она смогла соединиться с Полем. С этим Полем из письма. Вы слышите меня, эй, Улисс?
Впервые я обращаюсь к нему, называя Улиссом. Он, наверное, удивлен - что это я вдруг? Тем более, что он, должно быть, забыл, кто такой Улисс. В любом случае, это не имеет значения, и я продолжаю с тем же пылом:
– Тот, "другой", очень даже мог встать им поперек дороги. Все усложняется! Прекрасное маленькое уравнение с тремя неизвестными! Тут не "три персонажа в поисках автора", а автор в поисках трех персонажей! Справимся, справимся, и не то видали!
Но в чем дело? Почему Улисс не показывает мне свои брюки? Из его комнаты не доносится ни звука. Чем он там может заниматься?
Тихонько подхожу к двери.
– Эй, вы еще здесь?
Неожиданно он появляется с маленьким блокнотом в руке, явно чем-то взволнованный.
– Это было в кармане брюк, - глухо произносит он, указывая на блокнот.
Похоже, находка основательно его потрясла. Иду к магнитофону и выключаю звук.
– Вот, блокнот, мосье!
– говорит Улисс, приблизившись ко мне.
– Я сейчас в этом блокноте кое-что прочитал. Что-то ужасное!
Он очень бледен, с трудом составляет фразы.
– Что именно?
– интересуюсь я.
– Эта женщина… эта - из английской газеты… она не покончила с собой. Кто-то столкнул ее со скалы!
– Что вы говорите?
– Тут так и написано. Записи велись изо дня в день. Это что-то вроде дневника.
– Но поскольку вы нашли его в собственном кармане, значит, это ваш дневник!
– Да, мой! И поверьте, я рад этому. Ибо в таком случае женщину со скалы столкнул не я!
Он показывает мне блокнот. Это небольшая записная книжка. Страница, на которой она раскрыта, заполнена мелким, убористым почерком. В письме, найденном в чемодане, почерк совсем другой. Не похож он и на те каракули, которые продемонстрировал мне Улисс. Но мой аргумент остается в силе: почерк Улисса мог измениться после несчастного случая. Так или иначе, Улисс, видно, ни минуты не сомневался, что он автор этих записок. И пребывает в ужасном волнении.
– Мои записи - это обвинение, - задыхается он.
– Я обвиняю одного человека.
– Вы обвиняете его в убийстве этой женщины?
– Да. Ее звали Франсуаза. А человек, которого я обвиняю, был ее любовником. А я, я - муж!
Черт возьми! Надо бы, наверное, внести во все это некоторый порядок. И вначале сопоставить новые данные с данными из "письма Поля".
– Значит "другой" - это вы, - говорю я.
– "Другой", о котором идет речь в письме. Покажите-ка мне записи
– Вы увидите, все это ясно и так ужасно.
– Он протягивает мне блокнот.
– Вот, взгляните, что я здесь написал: "Лондон, 11-ое марта".