— Сможем. И днем и… следующей ночью. И всегда — если ты останешься с нами.

— Я уже приняла решение… И… я тоже не хочу больше принадлежать никому, кроме тебя. Наверное, ты бы хотел услышать другие слова… но я отдала вам… тебе, все, что смогла.

Я промолчал — ожидать, что она станет признаваться мне в любви, было глупо…

Больше мы ничего не говорили, прижавшись друг к другу… А засыпая и чувствуя, как на моих плечах покоятся головки прелестных созданий, подаривших мне небывалое наслаждение и нежность, я желал, чтобы эта ночь тянулась, как можно дольше…

Мы ходили, как ошалелые, беспричинно улыбаясь друг другу, словно все вместе, разом, слегка тронулись от огромного, ни с чем не сравнимого, счастья. Солнце слепящее, жаркое и живительное нависло над нашими головами, принеся с собой не просто тепло — вернуло нам надежду! Если вернулось солнце — вернётся и жизнь! Всё преображалось буквально на глазах. Отовсюду лезли ростки зелени, покрывая собой сохранившиеся участки, не засыпанной развалинами, земли, и сами развалины, пробиваясь между кусков бетона, кирпича, поржавевшей арматуры. С каждым днём становилось всё теплее. Встретив первые лучи в нескольких слоях шкуры и одежды, теперь мы разделись полностью — так быстро оно утверждало свои права. Я изготовил для нас троих очень легкие и удобные безрукавки, девушки обшили их бахромой — мы могли соперничать с индейцем и его женами в красоте и практичности наших нарядов! Что же касалось обуви… Хорошо, что от двух убитых нами овцебыков, ещё оставались кой-какие остатки кожи.

Мне хватило их на подошвы и пятки, верх подшили крепкой мешковиной. Элина, оказавшаяся искусной мастерицей, украсила их в порыве вдохновения своеобразным узором из мелких пуговичек — получились великолепные мокасины, очень лёгкие, удобно обхватывающие ступни и позволяющие без ущерба для ног ходить и прыгать по давно прогревшейся земле. Ната, не принимавшая участия в наших заботах по изготовлению летней одежды, плела из лески — и это был нелёгкий труд — что-то, вроде невода, пообещав нам самый большой улов на свете, как только мы надумаем пойти к внутренним озёрам долины. Вдохновлённые своими успехами, мы с Элиной сшили для каждого и лёгкие штаны. Материалом для них послужили самые разнообразные ткани, которые мы хранили под сводами подвала. Получилось что-то неописуемое — заплатка к заплатке, всё разных цветов и фактуры, вместо пуговиц и молний — верёвка, подшитая вверху и варьировавшая ширину пояса по желанию владельца. К безрукавкам я отложил и слегка облегчил свой широкий кожаный ремень, срезав с него слишком утяжелявшие его, лишние слои. Девушкам тоже сделал пояса, на что пошли все верёвки, какие только я смог найти в подвале. В этом мне помогли навыки, не забывшиеся за много лет — умение вязать морские узлы… ну и советы Наты, прекрасно справляющейся со спицами. Покончив с предметами туалета, мы вместе занялись оружием. Здесь всё было в порядке с зимы — мы всегда следили за ним, твердо зная, что только оно сохранит наши жизни и не даст погибнуть от голода. Я поменял тетиву на луке у себя и Наты, Элина подшила новый кусок кожи, вместо истрепавшегося, к своей праще. Ножи, до блеска начищенные и отточенные долгими вечерами до остроты бритвы, покоились в самодельных и удобных ножнах, которые я сделал для них зимой. Элина украсила и их. Копья, после раздумий, — я все таки решил их восстановить, полагая, что при охоте на крупного зверя они действеннее луков — находились на своих местах, смазанные жиром и закалённые в огне. Топор, которому я облегчил и немного удлинил рукоять, висел в чехле. Мы нарезали ещё с четыре десятка стрел, наконечники к которым выменяли в поселке. Там

Стопарь научился отливать их из железа и теперь выгодно сбывал во все стороны — спрос на эти вещи не спадал, а только увеличивался с каждым днем. У каждого был приготовлен заплечный мешок и в нём всегда лежал необходимый запас продуктов, и всё нужное для дальнего похода, плюс запас тёплой одежды — последнее землетрясение научило нас многому. От дождя я просто соскрёб с наших малиц всю шерсть острым скребком, умудрившись не повредить кож — получились прекрасные и лёгкие дождевики, защищавшие, как от ночного холода, если таковой наступит, так и от самого сильного ливня.

Хуже всего было с нижним бельём и тем, без чего мои девушки обойтись никак не могли — наступали очередные дни, когда их физиология требовала определенных жертв организма… Проще говоря, приближались месячные. Если с первым мы еще как-то справлялись — легкие ткани позволяли шить белье вручную, то отсутствие привычных деталей туалета, просто выводило их из себя… Белье получилось не очень мягким, но приходилось смириться — выбора у нас не было. Старое уже просто расползалось на теле. Элина уверила нас, что оно станет мягче, после нескольких стирок и не будет натирать кожу в самых нежных местах. Это было очень серьёзно — любые ссадины могли привести какой-либо инфекции, что совсем было не желательно в наших условиях. Да и на скорость наших передвижений могло повлиять — попробуй, походи, если при каждом шаге жесткие швы врезаются в нежную кожу! Со второй проблемой было сложнее — девчонки, с потерянным видом, бродили по всему подвалу, выискивая всё, что могло хоть как-то им помочь в их положении… В долине женщины и девушки пользовались мхом, но в городе он не рос. Выручил, как ни странно, Угар. Ната, безуспешно махнув рукой, присела отдохнуть и потрепать его за ухом. Проведя несколько раз по его лобастой башке, она спустила руку на массивную холку и случайным движением сгребла густую, длинную шерсть в ладонь. Через секунду торжествующий вопль потряс своды подвала. Элина, бродившая в другом конце подземелья, примчалась на крик и в тот же миг они набросились на бедного пса — в шерсти Ната обнаружила комок пуха, неизвестно как попавший на шкуру собаки. Они выгнали его на улицу и заставили пройти вместе с ними, по его же собственным следам — и нашли искомое, возле какого-то из полувысохших болот. Это было растение, сильно напоминавшее хлопчатник. Разница заключалась лишь в том, что величина коробочек этого «хлопка» была, чуть ли не с голову самих девушек. Естественно, что до дальнейшего изготовления средств своей защиты меня уже не допускали… В благодарность за находку, они взялись за самого пса — одна с ножницами, а другая — с нашим, единственным тазиком.

Угар не возражал — усиливающееся тепло вконец достало бедного пса и он, несмотря на буйство природы, вынужден был отсиживаться в прохладе подвала.

Его линька запаздывала, а в такой мощной и густой шерсти высидеть на солнце даже час, было просто мукой. Скоро собаку было не узнать — Угар резко потерял в объёме, став куцым и смешным. Зато рельефно вырисовались могучие мышцы, перекатывающиеся под кожей.

К началу следующей недели к нам наведался Белая Сова с Зорькой. Дина осталась в землянке, она недавно переболела, и кашель её никак не отпускал. Белая Сова надеялся, что тепло, наступившее окончательно, все же поставит её на ноги. С ней осталась Старая — жена Косматого Медведя, взявшая на себя все заботы по уходу, за больной, пока глава семьи с другой подругой, будут в походе. Сова больше надеялся на наши лекарства — это было главной причиной его появления у нас. Вёл он себя, своеобразно своим представлениям о долге, полагая, что никто на свете не обязан совершать благие поступки даром. Хотя, скорее, под этой напускной бравадой, был просто страх за Дину, и что я откажу ему, если он придёт с пустыми руками

— у меня ведь тоже была семья и я должен был думать о ней. Поэтому, едва прошёл обмен приветствиями, и мы уселись за угощение — Ната и Элина с радостью, ловко и сноровисто накрыли на стол — Сова, многозначительно закурив свою длинную трубку, помолчал и передал её мне. Я из уважения затянулся, ощутив давно забытый привкус табака на губах, смешанного с какими-то пряными травами… Сова прищурил глаз, отчего его лицо приняло угрожающий вид, и степенно произнёс:

— Всё ли хорошо в доме моего брата, которого пока зовут Дар?

— У нас всё в порядке, мой брат, Белая Сова. Но может быть, тебе будет проще обращаться ко мне более просто?

— Нет, мой друг, с таким многообещающим именем — Дар. Я отказался от прошлого и не хочу больше вспоминать о нём. Началась новая жизнь, которую я ждал всегда. Нет моей вины, что она началась так… и я не хочу быть тем, кем был раньше. В этой жизни мы все стали новыми людьми, и пусть новые имена, отражающие нашу сущность, сопутствуют нам в новом пути. Но я пришёл не спорить с тобой…