Вольный Владимир Александрович
Шрифт:
— Эта вода способна поднять… на ноги любого!
— Но не каждый, и не любой сможет дойти до нее, через прерии и предгорья.
Горы не безопасны, Сова слышал от людей, что здесь появляются создания, куда более жуткие, чем даже ваши оборотни…
— Тогда я не стану никому ничего говорить.
— Хао, — он выглядел довольным. — Это озеро, как та мазь, которую готовит моя жена, оно может излечить усталость. Не нужно, чтобы о нём знала вся долина. Когда ни будь, оно поможет моему брату, если раны на его теле станут напоминать о себе!
— Я понял, мой друг. Дар не станет говорить в посёлке… и везде, о том, что видели его глаза. Это будет наша тайна…
Сова кивнул. Мы вскарабкались на вершину, на этот раз, удивительно быстро.
Во всем моем естестве был сильнейший подъем, мне хотелось кричать и прыгать. Индеец предостерегающе поднял руку, когда я намеревался перепрыгнуть с валуна на скалу:
— Мой брат увлёкся! Источник придает человеку бодрость, но не делает его серной! Ночью глаза могут обмануть, ты упадёшь и разобьёшься! Иди спокойно, и тогда твои скво не станут утром причитать над твоим телом. А
Белой Сове не придется их утешать…
Как не хотелось мне скакать и прыгать горным козлом по камням, но здравый смысл взял верх, я послушался совета Совы и стал себя вести более осмотрительно. В лагере все спали. Только Угар приподнял голову при нашем приближении. Умный пёс не стал поднимать шума, он лишь широко зевнул, показывая, что не пропустил нашего появления, и снова закрыл глаза. Сова коснулся его рукой:
— Твой чёрный приятель стоит нескольких охотников прерий. Твои скво были под надежной защитой!
— Да. Но и твои — тоже! Угар станет драться за них, как и за моих!
— Хорошо. Я верю тебе. Твой пёс очень мудр… не как собака. Что ты думаешь об этом?
— Он переродился, так же, как переродились все создания в долине, как изменились и мы сами… О таком друге я только мечтал. У меня не было настоящих друзей раньше, так, приятели… После Чёрного дня их стало гораздо больше, и первым я приобрел его, убив его мать…
— Сова понимает своего брата… У него тоже не имелось настоящих друзей, до той поры, пока он не покинул город и не стал вести ту жизнь, которая была суждена ему с рождения! А настоящий друг познается только в беде — и сейчас он считает друзьями немногих. Сова не имел случая доказать своему брату свою дружбу, но индеец всегда протянет свою руку, если Дар будет нуждаться в ней!
— Дар гордиться тем, что Сова стал его братом!
Мы пожали друг другу руки. Индеец отошёл в сторону, к тому месту, где спали обе его женщины. Я достал из мешка свою куртку, но, подумав, убрал её обратно. Ночь была тёплой — нас закрывали скалы. Было очень тихо.
Со стороны индейца послышалась тихая возня, он тоже подвергся состоянию возбуждения, и теперь делился им с Зорькой, или Диной… Один из братьев во сне зашевелился, что-то пробормотал и утих — они все лежали на одной подстилке, укрывшись одной шкурой.
Наш костёр давно погас, лишь маленькие угольки ещё продолжали тлеть, привлекая к себе моё внимание. Одно из великих чудес — огонь… Он всегда мог обогреть, защитить от врага и зверя, им можно было любоваться часами.
Так же человек мог разглядывать только море… или обнаженные тела прекрасных дев! Мои девушки лежали вместе, и я подавил в себе желание подойти и лечь с ними — они так сладко спали, обняв друг друга. Угар защищал их своим могучим телом, он слегка свернулся, и они обе оказались внутри него, как в мохнатом одеяле.
Я долго не мог уснуть — энергия, полученная в воде горного озера, била через край, требуя выхода… В первый раз мы так далеко забрались в горы, к тому же, в те места, где никогда ранее не бывали. Только одной Элине, могли были быть знакомы эти края, но она отрицательно помотала головой, ответив, что их группа никогда не спускалась в предгорья, и первая же попытка привела к трагедии…
— Я и не помню… — просто ответила она.
Мы не настаивали. Она, на самом деле, могла не запомнить этого ландшафта, практически однообразного на длительном протяжении. Даже если им и приходилось пересекать это ущелье, что само по себе было маловероятно, то сплошные отвесные скалы, густая растительность, скрывающая видимость, делали его похожим на все другие, а ущелий и оврагов в этом массиве хватало. Заблудиться мы не боялись. Во-первых, с нами был Угар — на нюх и память пса можно было положиться. Присутствие индейца и обоих братьев, уже бывавших здесь, и вовсе делало эту проблему несерьезной. Но и без них, я смог бы вывести нас отсюда, научившись очень многому, за месяцы беспрестанных походов и сражений с дикими зверьми. Даже Сова, прошедший немало и скитавшийся по долине с самого начала, в самые страшные и голодные дни, но и он, когда я поведал ему о своём пребывании под землёй, только покачал головой… Среди жителей долины никому не пришлось перенести такого, хотя у каждого хватало ситуаций, где они балансировали между жизнью и смертью… Пёс пошевелился во сне, он поджал под себя лапы и теперь пытался их вытянуть, но ему мешали уютно устроившиеся Ната и Элина.
Угар, всё-таки, высвободился и перешёл в другое место, подальше от подружек. Элина проснулась, она открыла глаза и посмотрела на меня:
— Так тихо… Ты не спишь?
На нас падал лунный свет, освещая пространство, где мы встали лагерем.
— Не спится… Спи, солнышко! Ещё рано.
Она перебралась ко мне, Ната осталась лежать, разметавшись на шкуре.
— Дар… Я замёрзла.
— Иди к Натке, укройтесь вместе! Согреешься…
— Нет… Возьми меня к себе!
Я обнял её и прикрыл своей курткой. На самом деле было вовсе не холодно — даже здесь, где воздух был свежее и чище, чем в долине. За день солнце так прогревало землю, что, даже ложась спать, мы не заботились о том, чтобы устроить под шкуры настил из веток и листьев. Сказывалась привычка спать в самых неудобных для этого местах, а такое еще отличалось комфортом!