— Ну, и что дальше?

— Сладко?

— В общем-то да.

— А представь себе, что нашел я ее растущей почти на голых камнях! У нас ее целое поле! Давай, засадим зернами пшеницы участок возле Черного леса.

Ты же говорил — у вас вроде как оставалось немножко… Надо попробовать!

Раз эта штука так растет, то и пшеница вырастет не хуже. Или, даже нет, посадим выше, по течению Синей реки, чтобы отсюда видно не было — пришлым об этом знать не следует! Она сама там попрет!

Я вздохнул, откидывая от себя стебель.

— Вот именно, Стопарь. Само растет — ты сам сказал. А зерна, когда еще прорастут. И участок еще перекапывать да от сорняка освобождать — кому это делать? Когда?

— Иэх! Как ты не понимаешь? — он огорченно хлопнул себя ладонями по ногам.

— Не для себя стараюсь! Для всех! Будет у людей хлеб — вера появится!

Вера! В то, что жизнь не окончена, что не одно только мясо в пищу годиться. Мы же только охотой не протянем! Ртов добавится, неужто, все время в скрадывании добычи проводить? А так — будут знать, что у нас хлеб растет — да ты уважение всей долины сразу завоюешь!

— Нет, кузнец. Не время сейчас этим заниматься. Не время. Мы не времен года толком не знаем, ни, когда сезона дождей ждать… Что сейчас — осень?

Зима? Лето? Даже Сова, у которого на всё ответ есть — и тот в смятении… Да и не даст он совета — другим занят… Камлает — если знаешь, что это такое. Сам мне признался. Хочет наше будущее узнать — одного мнения Стары ему мало. Между прочим, я ему часть семян отдал. А ты глаза не вскидывай — они требуются индейцу для его обрядов! Он мне говорил об этом. Но, если вдруг он их тебе даст — для такого поля рук надо вдвое больше прежнего. Камни убрать, землю вспахать — шутка ли? А у нас и так дел невпроворот. Еще изгородь толком не поставили, баню бы сложить…

Он приосанился.

— Баню? Что ж, это можно. Отец учил, как бани строить… А что, горячей водой из ведер мыться уже несподручно?

— Не сравнивай. Баня — и лекарство, и отдых. Не одно и тоже, что из ведра плескаться. И стены для нее ставить — из бревен. Их хватит, наносили уже достаточно — не надо больше спины рвать, стволы на себе носить. Бен рассчитает, а ты возьмись. Так, понемногу, и все вокруг такими стенами выложим. А горячая водичка — она и на случай осады не помешает. Понимаешь?

Он нахмурился — любое упоминание о чужаках заставляло его думать об уведенной ими девушке, Анне…

— Как думаешь? Жива девка, еще?

— Не знаю, — я отвел глаза, старательно разглядывая соломинку под ногами.

— Если и жива, то сломлена совсем. Эти твари все человеческое уже из нее выжгли…

Он скрипнул зубами:

— Давить их надо было. Как Сова предлагал, давить!

— И что? Сколько ты бы успел убить? Они — не дети, Стопарь. И тоже — луки и самострелы имеют. И драться приучены — другой жизни и не знали, пожалуй.

Что толку нам погибнуть? Сыч того только и желает…

— Твоя жена одного завалила, как зверя — и ничего. Если бы все взялись — сразу десять гадов уже лежало бы в земле!

— И наших, вместе с ними — больше половины. Пиррова победа… Нет уж, партизанить будем, если совсем деваться некуда станет. А пока — нейтралитет. Довольно того, что в долине о нас знают. Это для бандитов хуже открытого сопротивления. Люди будут думать, что можно пойти против — соображаешь? А это — брожение в умах. Это же непонятно — сила есть, вот она, палками машет… А здесь — эта сила — бессильна! Пример, Стопарь, и пример живой и действенный… Люди бежать начнут в форт. Вот тогда и посмотрим… И ещё — ничего-то мы про них толком и не знаем. Ни откуда они, ни сколько. Прежде, чем за оружие браться — не мешало бы доскональную разведку произвести. А для этого мне вас одних мало — хочу Чера и Ульдэ послать в предгорья…

— Ладно, поговорили. Поступай, как знаешь, — он обернулся. — А с баней — это ладно. Сделаем.

Они приступили к работе немедленно, и уже через несколько дней Стопарь и

Бен, с гордостью продемонстрировали нам, возведенную из глиняных кирпичей, конструкцию, чем-то напоминающую среднеазиатские дувалы. По замыслу строителей это было внутреннее помещение, служившее для подогрева воды. А вот сама парная и скамейки в ней уже были сделаны целиком из дерева — и от этого в бане стоял терпкий, густой дух свежесрубленной древесины.

Мы устроили небольшой пир. Туча сама позаботилась о праздничном меню, полностью принявшая на себя бразды правления нашей кухней, она рассчитала сколько и чего класть на праздничный стол. Спорить с ней было бесполезно — при, вроде, спокойной внешности, крепкая и не менее здоровая, чем ее муж, старуха обладала очень строптивым характером — даже Стопарь старался не попадаться ей под горячую руку. Со мной она ругаться побаивалась — Ната пресекла такую попытку сразу и очень жёстко. Я даже поразился, насколько сурово она выговорила женщине, на много лет старше себя, как должно вести себя людям в форте, и особенно исполняя мои распоряжения. Подумав, я понял, что такое поведение моей жены, всё-таки, оправдано — двоевластия допускать было нельзя. Стопарь не вмешивался — я понял, что кузнец предпочитает не ссориться со мною ни в чём.