— это за них делали крысы…

… Мы копали землю пять дней. Она осыпалась по краям, угрожая засыпать тех, кто в это время находился внизу. Нам приходилось укреплять стены стволами, на что уходило много времени. Страшную находку обнаружил Бугай, едва не пробивший лопатой спину женщины. Дина лежала на животе, с сильным наклоном передней части тела вниз, в глубину. Правая рука у неё была прижата к груди, словно она пыталась защитить себя от того беспощадного давления, не позволившего ей сделать ни единой попытки спастись. Левая была вывернута назад и переломана в четырёх местах. Позвоночник — раздавлен комлем дерева, тоже упавшем в яму и выкопанным нами перед этим.

Лицо Дины почти не пострадало, но рот и нос были забиты землёй. Когда мы стали поднимать её, стараясь сделать это как можно осторожнее, впечатлительная Элина, сползла по земляной стенке на колени — девушка потеряла сознание. Нам пришлось доставать и её. Зорька тоже, едва сдерживалась, не в силах была видеть безжизненное и окостеневшее тело своей подруги.

— Обмыть бы её надо, — Стопарь негромко сказал мне, встав рядом. — Только кому? Я и не хоронил никогда никого, хоть прожил немало. Моих стариков, без меня похоронило… Сгорели, напрочь. Крест что ль, вырубить?

— Не надо. Она по крови — мусульманка… Была. По-моему, Сова сделает всё по-своему. И я догадываюсь, как…

Индеец решил проводить свою погибшую жену так, как это делали те, кому он подражал и перед обычаями которых он преклонялся, следуя им в прошлых и настоящих годах своей жизни. Он своими руками сложил громадную поленницу, сделав на вершине площадку для тела Дины. Женщины с нашей помощью отнесли

Дину к воде и там, уже сами, сделали всё, что нужно… Зорька, с ввалившимися глазами, став намного взрослее из-за постигшего их горя, вынесла из хижины платье, в котором мы видели Дину, когда были у них в гостях. Они облачили погибшую в одежды, и мы подняли её на вершину погребального костра. Это были первые похороны, в которых мы принимали такое непосредственное участие… — не считая гибели Чаги. Сова разложил у подножия костра несколько букетиков из полевых цветов. Потом он вынес все её вещи, и тоже обложил ими сухие дрова. Мы собрались вокруг подножия, и

Сова поднёс к нему факел. Он обошёл кругом, поджигая его в нескольких местах сразу… Зорька закричала в голос и рванулась к огню. Мы едва успели ее поймать — так сильно она стремилась к своей, уже мёртвой подруге! Сова безучастно смотрел на нас — он не сдвинулся с места, чтобы помочь справиться с обезумевшей от горя, девушкой. Ната и Элина — они вдвоём повисли на руках Зорьки — принудили ее отойти прочь… Рыдающую женщину отвели на безопасное расстояние.

Я тоже отошёл подальше — запах горелой плоти стал очень тяжёлым, и терпеть его было невыносимо… Один только Сова, по-прежнему, стоял возле костра, и словно не замечал падающих возле него искр и едкого дыма… Кто-то тронул меня за плечо.

— Ульдэ?

— Я узнала слишком поздно… Сова уже совершил погребальный костёр?

Она не спрашивала — её глаза были устремлены на пылающий жаром, огненный холм.

— Да… Где ты была?

— В прерии много места для одинокой охотницы… Её путь извилист — он не всегда пересекается с дорогами мужчин из форта.

— Спасибо за то, что пришла.

— Не благодари Ульдэ — в её селениях не принято хвалить женщин.

— Почему?

— Там они не имеют прав, охотник Дар. Там женщины — Ульдэ — молчат. За них говорят их мужья… или отцы и старшие братья.

— Подожди… — я внимательно посмотрел на нее. — Так значит, твое имя, вовсе не Ульдэ? Это — название всего твоего рода?

— Какое это имеет значение, Дар?

Она пожала плечами и спокойно отошла по направлению к безутешной Зорьке.

Женщины стали разговаривать между собой. Я встал возле Наты — она крепилась из последних сил.

— Ты видела? Охотница пришла на похороны Дины…

— Дар, как это нелепо… Не вовремя.

— Любая смерть, почти всегда, не вовремя…

Она вытерла слезу рукавом и молча прислонилась ко мне. Я положил на её плечи свою руку. Девушка благодарно ткнулась мне в ключицу губами:

— Ты в порядке?

— Да… Я выдержу, Дар. Только очень жалко…

Она вздохнула. Я посмотрел на Элину, та находилась поодаль от нас вместе с

Зорькой и Ульдэ.

— Ясная Зорька осталась одна…

— У неё есть Белая Сова… и Стара.

— Старуха не может быть ей подругой — между ними столько лет разницы. О чем такой молодой девушке говорить с ней? А Сова — он, прежде всего, мужчина, потом индеец и лишь затем — муж. Зорьке будет очень одиноко…

— Мы не можем ей помочь.

Ната посмотрела мне в глаза:

— Ты добрее, чем наш друг… Но, если бы, что ни будь, случилось с Линкой

— я бы сейчас, наверное, каталась по земле от отчаяния! А Зорька держит себя в руках.

— Мы ведь не знаем, какие у них были отношения?

— Они обе жили в типи индейца. Разве у них могли быть иные отношения, чем как у нас с Элиной?

— Я не могу тебе ответить, Ната. Это чужая семья — и мне невозможно спрашивать об этом у Совы. Он говорил как-то, что не может себе представить, что будет разделять своих женщин — к кому и когда приходить на ночь. Наверное, меж ними была та же близость, какая существует между вами…