Мы охнули. Элина зашмыгала носом, у неё сразу выступили слезы на глазах.

— Бандиты? — я напрягся.

Индеец покачал головой. Ната усадила Зорьку и присела рядом, поглаживая женщину по руке. Сова вздохнул. Он достал трубку и принялся набивать её вздрагивающими руками. Я никогда раньше не видел своего приятеля в таком виде…

Он судорожно затянулся и, смотря куда-то в даль отсутствующим взглядом, произнёс:

— Она сразу… Как ужасно, — он сейчас говорил нормально, без своих обычных приёмов, к которым мы уже привыкли, и от этого его речь становилась ещё более зловещей… — Землю трясло. Все было как обычно, не сильно… Так, слегка всё дрожало и всё. Ну, мы вышли наружу… Землетрясение кончилось почти сразу, но мы захотели пройтись немного, воздухом подышать… Я поднялся на горку, оттуда далеко все видно. Уже хотели возвращаться, и тут… Дина шла впереди, шагах в десяти, наверное. Рывок, всё уходит из под ног, и всё. Нас снова тряхнуло, в последний раз. Мы с Зорькой просто упали, потом поднялись. Где Дина? Дина молчит… Давай вперёд, а уже ничего не видно. Искали — нету… Я в хижину, схватил головню из очага, сделал факел, давай снова всё обходить. Нет нигде… Мы всё обыскали, во все стороны. Ходили до утра, уже с ног падали, но продолжали искать. Не нашли…

Зорька залилась слезами. Её затрясло в рыданиях и она, заламывая руки, забилась в объятиях Наты, побледневшей при жутких словах Совы:

— Когда рассвело, мы опять стали обходить всё в округе. Пошли по той же дороге, по которой шли перед землетрясением — а там… Полоса, шириной метров двадцать, по всем признакам — разрыв. Словно земля раскрылась и снова захлопнулась. А по краям заметно, что так оно и есть — деревья, камни, что рядом лежали — ни одного. Чисто, все края голые, на несколько шагов. Как просека получилась… Тогда я понял.

У меня перехватило сердце. Я сразу вспомнил своё падение в шахту, безнадёжные поиски выхода, и тот невыносимый страх, когда я понял, что замурован в подземелье заживо… Но Дине не могло так повезти, как мне.

— Она упала вниз и земля снова сомкнулась. Как глубоко, я не знаю. Где копать, тоже. Мы в темноте шли, почти на ощупь. Она могли в середине разлома оказаться, и сбоку. А деревья, которые улетели в пропасть, были большие, из земли только верхушки торчали, как кустики. Какая ж глубина должна была быть? Мы пытались. Весь день пытались… А в ночь — ушли. К вам.

Сова поднял на меня свои глаза, исполненные муки:

— Помоги, Дар. Вас много, вместе мы ее откопаем… Скажи им, ты же можешь.

Они послушаются твоих слов. Помоги мне! Хоть проститься с ней…

Он закрыл лицо ладонями. Мы все молчали, словно воочию увидев ту трагедию, которая произошла с подругой Совы. Чудовищная участь! Я не знал, что ответить ему. Спасти Дину мы не могли, она уже погибла… Попытаться выкопать её тело, но как? Ни лопат, ни иных приспособлений у нас не было.

Доставать землю руками, углубляясь внутрь, неизвестно на какую глубину, рисковать жизнью тех, кто мне доверял… Что решить? Отказать индейцу — неминуемо и навсегда испортить наши отношения. Такое не прощают и не понимают, как бы убедительны не были все мои доводы. Собрать всех в лагере, проделать далёкий путь, приняться за заведомо бессмысленную работу, справиться с которой невозможно — как я могу отдать такой приказ?

Я потерянно молчал, опустив голову вниз. Дина, скромная, незаметная, редко улыбающаяся, с загадочной полуулыбкой и тихим, переливчатым голосом, погибла… Как нелепо, как жутко! Я лучше всех сознавал, что означает оказаться в кромешной тьме, провалиться в преисподнюю и ловить последний глоток воздуха, будучи намертво зажатым многотонными массами сырой земли… Лучшее для неё — умереть мгновенно. Но мы даже этого не могли знать… Элина подошла ко мне и встала на колени, протянув ко мне руки:

— Дар? Ну что же ты? Надо скорее идти! Ты слышишь? Скорее!!!

Она вздрагивала, руки её дрожали. У девушки началась истерика. Ната оставила Зорьку и быстро подошла к Элине. Она ухватила её за плечи и с неожиданной силой встряхнула:

— Лина! Перестань!

Я покачал головой — не надо так! Мне пришлось самому успокоить девушку, но осуществить это было сложно…

Мы вышли с Совой во двор, к остальным. Весть о том, что у Совы что-то случилось, быстро распространилась по лагерю, и почти все уже столпились, перед домом… Я рассказал им о том несчастье, которое постигло семью индейца. Свою просьбу он повторил ещё раз, избавив тем самым меня от мук.

Я до сих пор не знал, что ответить… Сомнение отразилось и на лицах людей. И всё же, главное слово было за мной. Ната, вставшая рядом, тронула меня за плечо:

— Согласись…

— Ты же понимаешь, мы можем ничего не добиться…

Мы разговаривали, не глядя друг на друга, еле разжимая губы.

— Знаю. Дело не в этом. Важно попробовать, и ты это знаешь.

Вопреки моим ожиданиям, никто не спорил. Я сказал, что каждый вправе сам решать, пойдёт ли он к жилищу Совы, что до нас, — я показал на Нату и

Элину, согласно опустивших головы — то здесь двух мнений не возникнет. В лагере осталась только Туча, Бен, от которого было мало толку — он накануне повредил ногу и ещё сильно прихрамывал, а с ним немой мальчик.

Поручив им все заботы и оставив на них все наше хозяйство, мы цепочкой, след в след, углубились в желтеющую перед нами степь. Стопарь нес кроме обязательного оружия ещё и две грубо сделанные лопаты, намереваясь использовать их при рытье траншеи. Его рабочий инструмент и запасы железа для поделок остались в поселке, и он не мог изготовить инвентарь поприличнее. Но и этого было слишком мало для нас всех, и я прикидывал, как мы станем выкапывать траншею голыми руками… Я видел, что кое-кто считал всю эту затею бесполезной, но открыто никто не стал выступать против. Все привыкли к смертям… Боль утраты Совы была в основном его болью, затрагивала нас — меня и девушек — но тем, кто сам потерял всех своих близких, было непонятно, для чего они должны идти в такую даль для совершения устаревшего, в общем-то, обряда. Люди Долины никого не хоронили