Плита, под которой мы устроили тайник еще до землетрясения, так и оставалась на том же месте — ее не засыпало песком и не затянуло буйно разросшейся травой. Только мозаика на самой плите, которую мы увидели когда впервые обнаружили эту яму, покрылась грязными разводами и почти не просматривалась. Валун, придвинутый нами для того, чтобы никто не смог проникнуть в тайник, лежал на месте. Мне предстояла трудная задача — одному убрать этот громадный камень в сторону. Пришлось походить в округе в поисках подходящего рычага, и я потратил на его поиски довольно много времени, ругая себя за то, что не предусмотрел этого заранее. Наконец, валун был отжат в сторону, и я боком пролез в образовавшееся отверстие. Я вспомнил об Угаре. Умный пёс наверняка влез бы первым, оценивая обстановку

— не ждёт ли меня, какой ни будь, кошмар внутри? Но всё было спокойно… Я зажёг плошки, когда-то заготовленные Натой, просмотрел земляные полки, где все было сложено в те месяцы — они осыпались и завалились, но главное осталось цело. Я представил себе покинутый нами подвал, и мне, вдруг на миг, невыносимо захотелось посетить тот холм, наше жилище, верно служившее нам с Натой и Угаром, а позже и с Элиной, и ставшее для меня тем местом, где я впервые познал этих женщин и стал счастлив с ними, не смотря ни на что…

Коробка с лекарствами лежала целехонькой, там, где я ее и оставил. Но к консервам подойти было уже нельзя — тёмная, ломаная щель, тянулась по всему своду плиты и она сильно выгибалась внутрь, почти касаясь земляного пола. В любой момент всё могло рухнуть. Я не имел права рисковать. Главное было сделано — лекарства у меня. Я ещё раз окинул прощальным взглядом тайник, уже почти обрушившийся, и выполз. Сдвигать валун на прежнее место не было смысла…

Вернулся я в лагерь раньше, чем обещал — на исходе седьмого дня. Новая жизнь сделала своё дело — я стал неутомим, спокойно преодолевая большие расстояния и неудобства. На мое счастье, в дороге мне повезло не натолкнуться ни на одну из многочисленных стай одичавших собак, или волков. А в форте меня ожидал небольшой сюрприз…

Док, несколько смущённый, помогал Салли и Элине разбирать пожарище. Им уже многое удалось найти. Сгорело всё, что могло гореть, но уцелели наконечники для копий и стрел, а так же посуда, вылепленная Беном из глины. Дом негра и Салли выгорел дотла. Что касается наших жилищ — то и они были практически полностью уничтожены и годились разве что на разборку и использование в качестве дров. Ульдэ ещё не вернулась с охоты, куда она отправилась вместе с Беном. Не было видно и кузнеца с сыном — они заготавливали бревна в лесу. Туча возилась у наспех восстановленного очага. Доктор подошёл ко мне:

— В форте все в порядке. Все заняты делом, как ты и велел. Жена Стопаря держится неплохо. Я присматриваю за ней — и заставляю ее пить лекарства, которые сам готовлю из трав. Череп ушел, но обещал вернуться. Он, вроде, хочет кого-то привести к вам жить. И Чер тоже… Собственно, я и сам хочу сказать, вот только не знаю, как начать…

— Что?

— Знаешь… — он переминался с ноги на ногу. — Я хотел… Как ты отнесёшься к тому, что мы, я и Лада… Ну, мы хотим переселиться к вам, в форт. Ты не будешь против?

Я промолчал. Всё это было несколько неожиданно.

— Дар…

Ната, сидела на шкуре, опёршись спиной о дерево. Я отошёл от Доктора и встал на колени возле неё.

— Здравствуй, солнышко! Тебе лучше? Как ты? Я принёс лекарства.

— Хороший мой… Только солнышко не я, а она… Видишь, какая рыжая?

Ната пыталась шутить, показывая глазами на Элину.

— Она светлое солнышко, а ты тёплое…

— Потому что первая, да?

— Не только. Потому что ты греешь… и меня, и Элину. Ты — хранительница нашего очага.

— Эх, Дар. Милый ты мой… Вот и начал ты выделять одну в ущерб другой.

Нет, не говори так больше. Элина — тоже твоя жена.

— Я и люблю вас обеих…

Доктор подвёл к нам Ладу, держа её за руку. Элина и Салли, видимо, знающие о просьбе Дока, приблизились, желая узнать моё решение.

— Дар… Лада согласилась жить со мной. Ты сам понимаешь, ей некуда идти.

Мы подумали, еще там, в посёлке… У неё ничего нет, да и я, как-то совсем не приспособлен к этой жизни. Мне неловко говорить об этом, я просто обуза для всех.

— Перестань. Ты Доктор, а это значит очень много. Ты умеешь лечить. Кто-то умеет охотиться, кто-то собирать плоды. То, что знаешь ты, не менее важно, чем все остальное. Только вы сами видите, — я указал на остатки лагеря.
–

Здесь все придется начинать сначала. У нас мало, что осталось, от прежних богатств.

Лада, молчавшая до той поры, печально произнесла:

— Оставьте меня, пожалуйста… Я сама.

Я перевёл взгляд на Доктора:

— Вы как… Вместе? Или, все же — каждый сам по себе?