Вольный Владимир Александрович
Шрифт:
— Дар! — ко мне подбежала девушек, принимавшая участие в схватке. — Я видела со скалы — тот отряд, который мы пропустили в лес, возвращается обратно!
— Пощадите! Пощадите! Это всё Сыч! Он всем заправлял! Мы только подчинялись! Пощадите!
Сова занес томагавк, намереваясь раскроить пленному голову…
— Этих — держать до нашего возвращения! Попытаются бежать — убейте на месте, не раздумывая! Все мужчины — за мной!
Сова бросил на меня тяжелый взгляд и нехотя подчинился… Мы бросились на встречу отряду. Усталости мы не чувствовали — нас подгонял страх за жизни девушек. Через несколько сот шагов, я с Совой, бежавшие впереди, услышали голоса. Мы остановились. Наша группа растянулась — это была ошибкой.
Переглянувшись с индейцем, мы резко повернули назад, одновременно выбирая место для засады. Через пару минут все залегли, попрятались за валунами, которыми был усеян склон горы, чуть выше тропы. С другой ее стороны был обрыв. В этом месте они не могли идти кучкой, а должны были вытянуться один за другим. Мы надеялись, что они не слишком отстали друг от друга.
Так оно и оказалось. Семеро, явно, разочарованных бандитов — мы облегчённо выдохнули — вышли на тропинку и переговариваясь между собой, не торопясь, пошли гуськом в сторону лагеря. Один из них громко матерился, прикрывая рукой глаз. Я усмехнулся — праща Элины скоро запомнится всей долине, как страшное оружие! Девушки, по-видимому, убили пятерых из этого отряда.
Именно стольких бандитов не доставало. А недоработки мы исправим…
— Бей!
Три копья и несколько стрел одновременно полетели в их сторону. Мы выскочили следом. Растерявшиеся, не ожидавшие увидеть в самом сердце своего логова врага, они не успели оказать никакого сопротивления…
— Смерть Клану!
Мы бросились на них сверху и столкнули в обрыв. Я, Сова, и ещё двое: Бен и
Леший спустились по склону — добить! Рука у меня не дрожала… Сова ножом надрезал кожу на голове одного из них, глухо пробормотав:
— Этот — точно мой. И ещё пятеро — там. А вот Сыч принадлежит тебе!
Он дёрнул за волосы, и у него в руках оказался скальп бандита.
— Твой тут тоже есть! Вон, с твоей стрелой в боку!
Я поморщился. Сова, пожав плечами, повторил с ним ту же процедуру.
— Возьми! Скальпы этих врагов будут устрашать других!
— Ты думаешь, они ещё будут?
— Кто знает? — Сова хладнокровно сдернул кожу с головы мертвеца. — Ты думал, что когда ни будь будешь убивать?
Теперь пожал плечами я…
Мы вернулись в лагерь Клана. За Элину я больше не беспокоился — из разговоров бандитов, мы поняли, что девушек они так и не догнали. А плавала она — надеюсь, что и другие — прекрасно. Мы собрались все вместе возле костра, который женщины развели к нашему возвращению. Оставшиеся в лагере, они стащили всех убитых в одно место, в дальнем углу. Все с тревогой ожидали нас и встретили наше появление криками радости. Мы возбужденно разговаривали, переживая заново все перипетии сегодняшнего дня. Я встал на колени возле Наты. Девушка тяжело и неровно дышала, мечась в бреду.
— Дар! Элина! Любимый! Больно… не надо! Нет! Прочь! Элина!
У меня предательски задрожали губы… Женщины наложили на её руку повязку
— они, как могли, старались облегчить её страдания. Зорька уже оделась во что-то, более подходящее, и стояла на коленях возле подруги. Наших раненых перевязали. Ко мне подвели обоих, оставшихся в живых, бандитов. Одна из женщин грубо заставила их встать на колени и зло произнесла:
— Мы хотели их убить, вначале… Но, раз ты велел дождаться, то вот они — решай!
Те поняли, что их судьба в моих руках. Молодой начал слегка подвывать и я увидел, что он обмочил штаны… Второй смотрел исподлобья, но взгляд его тоже просил о пощаде. Возле нас сгрудились все, кто решился поддержать нас, в этот, решающий для всех, день. Они молчали, и я понял, что люди ждут моих слов. С этой минуты, я почувствовал, что они не только прошли испытание боем — они сделали свой выбор, и теперь, по негласному уговору, мое слово становилось для них законом…
Я обратился к старшему, в наколках:
— Ты! Кем был этот сопляк, среди вас?
Старший решил, что, потопив товарища, сможет выкупить жизнь себе…
— Он шестёрка! Петух! Слушай, в натуре говорю, я тебе ещё могу…
Я врезал ему по зубам, заставив заткнутся.
— Он правду говорит?
Парень опустил голову:
— Да… Я получил срок за дурь, а на зоне меня опустили…
— Почему тебя не убили? 3ачем ты был им нужен?
— Сначала им было не до меня, — он еще ниже склонил голову… — А потом
Сыч сколотил группу наиболее сильных, и они зарезали всех, кто не хотел подчиниться. А когда мы выбрались из тюрьмы, нужны были руки, чтобы искать еду, или что-то делать по лагерю. И… среди нас ведь не было женщин, а им всегда хотелось… Потому меня и терпели. Все знали, если меня убьют — придётся, кому ни будь, другому.