На ноги, после больших трудов, наблюдая, как это делает Сова, я сшил мягкие и легкие мокасины — для всех нас, кстати, тоже! За спиной, в чехле, висел неизменный набор: три боевых дротика, копьеметалка, осваивать которую она ещё только начинала, и лук со стрелами — им она уже владела в совершенстве. На поясе, сшитом из шкур, в ножнах украшенных бахромой находился нож. Волосы она оставила свободно спадать по спине, перехватив их лишь узкой тесемкой, вроде той, которую предпочитал носить и я сам. Они у Наты были пышные волнистые и скрывали спину до поясницы. На Элине, превосходившей её почти на голову и лишь немного уступающей мне в росте было одеяние изготовленное из остатков её одежды и шкур, благодаря чему, она походила на какую-то юную и ослепительно красивую дикарку, явившуюся к нам из доисторических времен. Она игнорировала штаны, предпочитая — знала свои достоинства! — носить не стеснявшую движений юбку, на которой сделала разрезы по бокам, украсив их бахромой. Низ юбки был неровным, но это только добавляло ей привлекательности и шарма. Ноги рыжеволосой девушки могли свести с ума. Они начинались, как говорят, от ушей и заставляли вздыхать, не только Сову… На умопомрачительно тонкой талии, также висел пояс с ножом в кожаных ножнах. Рубаха, одевающаяся через голову, была сшита из шкуры крола со сбритой начисто шерстью, над которым она трудилась три вечера подряд. В отличие от Наты, ничего не носившей на голове, Элина подвязала косынку. Свою огненную гриву, она собрала на макушке конским хвостом. Он спадал по её спине до бёдер, заставляя меня цокать языком от восхищения. На руках девушки также были поручи, но, кроме этого, Элина носила за поясом и грубую перчатку, которую одевала, когда кидала камни из пращи. Само оружие и небольшой мешочек с голышами были подвешены к поясу.

Само собой, что у нее тоже был лук и полный колчан стрел — и в искусстве владения этим оружием она мне ни уступала ни на йоту! Стоя рядом, они резко оттеняли друг друга. Одна высокая, с тонким чертами лица, на котором ярко сияли голубые и живые глаза, и другая — маленького роста, темноволосая, с тёплыми каштановыми глазами, смотревшими на всё внимательно, а на меня — особенно нежно. Они обе были очень красивы, но, если красота Наты была мягкой женственной и слегка приглушенной, то из

Элины она била ручьем, привлекая внимание… Я украдкой любовался ими, замечая такие же восхищённые взгляды со стороны собравшихся здесь жителей долины.

Сова был прав, в большинстве своём, на празднике Мены, преобладали женщины, в основном молодые, здоровые и сильные. Слабых и тяжело больных отбраковала, как ни печально, сама жизнь… Мужчин было значительно меньше.

Я насчитал их не более шести десятков — и это еще вместе с гостями, пришедшими на праздник Мены отовсюду. Детей, как предупреждал нас индеец, почти не было. Совсем маленьких не было совсем…

Мое внимание привлек грузный, чем-то напоминающий Стопаря, мужчина. Не рыхлый, крепко сбитый, с голым подбородком, что само по себе являлось уже редкостью, среди не очень-то заботившихся о своей внешности охотников долины. Он, не скрывая своего интереса, произнес:

— Привет, Сова! Познакомь? А то нас, мужчин, мало — он пренебрежительно махнул в сторону кучкующихся женщин — А эти, если обступят, так потом до вечера не вырвешь… А то не понять, что они хотят — пристроиться, если есть возможность. Вот и чешут языками, почем зря!

Сова поморщился. Я заметил, что ему тоже неприятна хамоватая речь этого человека.

— Язык Пузыря, как всегда, без костей. Ты всегда так настроен против этих скво? Я не помню, чтобы ты хоть раз сказал про них, что ни будь, хорошее!

Чем они тебя обидели?

— Да нет… Сова, я же просто так!

— У Белой Совы две жены, Пузырь. Ты знаешь это. И им тоже неприятно слышать, как какой-то из охотников, выплевывает грязь на всех женщин долины. А я — их муж…

Он сурово метнул взгляд на подошедшего.

— Да ладно. В самом деле… замнем.

Сова пожал плечами и отвернулся. Он направился в центр толпы — у индейца были свои интересы в общей торговле. Пузырь, как его представил индеец, обратился ко мне:

— Ты и есть тот бродяга, о котором рассказывал нам этот, — он мотанул головой в сторону уходящего Совы. — Ряженый?

— Сейчас все стали бродягами. Но я бы не стал так отзываться о человеке, которого считаю своим другом.

Он неожиданно улыбнулся и протянул мне свою руку.

— А я тебя проверял. Мы с Совой все время пикируемся, по поводу и без. Он не обижается, так что не прими это как оскорбление… Ты из города?

— Да. Тогда — это я, тот бродяга.

— Ну, не обижайся… Давай знакомиться, что ли? Меня прозвали Пузырем — это, чтобы знал, за былые грехи… Эх, где то, счастливое времечко?

Повезло, знаешь, наткнуться сразу после всего на разбитый фургончик, а там несколько ящиков с огненной водой, как твой друг выражается! Ну да огненная или нет, да только сидел я возле неё не помню сколько, но осилил всё! Думал, всё одно — помирать, так хоть упиться напоследок. А вышло, что жив остался… Я ведь ко всем приставал, всё угощать норовил, пузырек да стопочку, ну вот и приклеилось. Если б не этот потомок Чингачгука, — он сделал шутливый жест в сторону невозмутимого индейца. — Там бы и остался.

Он к жизни и вернул. И не только меня. Ну, а тебя как прозвали?

— Дар.

— Это как? В смысле, какой?

Пузырь недоумённо меня разглядывал, уперев руки в бока. Я пожал плечами:

— Это имя. В смысле, так меня зовут.

— Ну и имечко? Так и прозвища не надо! А что, Сова ещё тебя никак не окрестил?

Вернувшийся индеец вмешался в наш разговор:

— Нет. Мой друг охотник из города и предпочитает то имя, которое носил до

Того дня. Придёт время, и он поймёт, что пора заводить другое. Так же, как придёт время и для тебя. Пузырь — не самое подходящее прозвище, но другое надо заслужить. Вы оба к этому ещё пока не готовы.

Пузырь смешливо склонил голову:

— Ой, ли? А нам оно надо? Это ведь ты только у нас такой, не от мира сего… Правда, у тебя появились последователи, тоже птичьи да звериные клички предпочитают. А остальным и так сойдёт. Ладно, — он стал серьёзным.

— Я ведь по делу подошёл, а не просто так. Ты что принёс?

Сова указал головой на меня:

— Я — нет. Дар пришёл с товаром.

— ?

Я молча снял мешок со спины. Заметив, как я достаю из него ножи, куски ткани и что-то небывалое для остальных, возле нас мигом образовалась толпа, жадно рассматривающая наши богатства. Мне стало не по себе, ещё полгода назад эти люди даже представить себе не могли, какой ценностью станут подобные предметы. А я был их владельцем по счастливой случайности… Я шепнул Сове на ухо: