— Чувствую себя белым торговцем на какой-нибудь фактории дикого запада…

— А кровожадные дикари отдают все свои драгоценности за блестящие и яркие безделушки? — в тон мне ответил Сова. — Не казнись! Это новые времена…

Ты хочешь, что бы твои женщины не голодали? 3начит, научишься и торговать.

— Там только одна моя…

Сова многозначительно на меня посмотрел, и я потупился… Что скрывать, желание обладать рыжеволосой красавицей стало посещать меня все чаще, и всё труднее становилось это скрывать. Ната, замечающая все нюансы моего состояния, однажды ночью просто и прямо спросила меня об этом. Я буркнул что-то, попытавшись уйти от ответа, но маленькой мудрой женщине не так просто было навешать лапшу на уши. Она развернула моё лицо к себе и твёрдо произнесла:

— Только не лги мне… милый. Даже Угар, и тот скалит зубы, когда видит, как ты бледнеешь, когда касаешься её случайно рукой. А я могу тебе назвать точное число тех секунд, когда ты посматривал в сторону её постели. Или этого уже не было, в прошлом? Ну, как?

— Что ты от меня хочешь? Да… хочу. Теперь можешь перебираться к ней и вести разговоры на тему мужской неверности в условиях совместного проживания.

Ната лукаво усмехнулась:

— Не-ет… Тут места больше. И о чём мне говорить с ней? Линка и так всё знает, не слепая. Спасибо, что меня не гонишь… совсем, а только к ней.

Я резко повернулся и заключил её в объятия.

— Ната, прости меня… не уходи. Ну, хочу я её, да. Врать, изворачиваться перед тобой не стану. Я же мужчина, и это — естественно. Пойми ты меня, мы живём вместе, я вижу её так же часто, как тебя, иногда… почти обнаженной.

Она красивая, ты это не можешь отрицать. Но ведь я ни разу не дал тебе повода меня ревновать! Что там я испытываю, это во мне. Это ясно? И давай спать…

Ната подпёрла подбородок и, вовсе не собираясь меня отпускать, задумчиво произнесла:

— Да, да… Знаем. Как мужик новую девочку увидел, так всё — вынь да положь. И ты, моя радость, не исключение. Одно только и утешает — привыкла я к ней, что ли… Вроде и не ревную. Да ты удивлённые глазки не строй, сам говорил, что притворяться не любишь и у других того не терпишь. Вот и будь естественным. Ну и что мне делать, — она продолжала, слегка улыбаясь.

— Если я в один прекрасный момент увижу, как на моём месте вы оба в обнимку лежите?

— Этого не будет.

— Будет, Дар, — она внезапно стала серьезной. — Будет. Ты не волнуйся, со мной можно говорить об этом. А с ней — пока нет. Я не хочу, чтобы между нами был обман. Ты честен, и это пока успокаивает. Но ничего не решает.

Лежать в твоих объятиях и чувствовать, что ты представляешь на моем месте другую — это невыносимо!

— Я не представлял другую. Но я не знаю, что делать, Ната… Ты очень, очень дорога для меня, и никто тебя мне не заменит. А это… Может быть, она уйдёт от нас в посёлок, и тогда всё успокоится само собой. Но сказать ей, чтобы она уходила… я не могу. Кто там её ждёт? Здесь я за неё спокоен.

— Только за неё?

— Не только. Не цепляйся к словам. За вас обеих.

— Эх, Дар, Дар… — Ната прижала мою голову к себе. — Все вы, мужики…

Пообещай мне, что ничего не будет, пока я сама тебе не скажу…

— Что скажешь?

— Молчи, молчи… Элина, она все слышит и тоже чувствует. Но она не я, она

— девушка, Дар. Девочка… Понимаешь это? Пусть всё идёт само собой. И, кто знает…

Я попытался высвободить голову, удивлённый безмерно её словами, но Ната крепко прижала её и не желала больше говорить на эту тему.

… Всё это молнией промелькнуло в моих мыслях, после взгляда Совы. Я повернулся к щуплому и хлипкому на вид мужичонке тычущему мне в руки какой-то предмет:

— Ты это, давай менять! Давай! Я мешок с плодами, а ты мне нож! Вот этот, с большой ручкой!

Сова еле заметно мотнул головой. Я отрезал:

— Нет. Мне еды не надо. Либо шкуры, либо снасть.

— Какую снасть?

— Для рыбалки! Мне нужна сеть!

Народ раздосадовано заохал и, не скрывая вожделения, начал расходиться.

Остался один, с хмурым взглядом, весь седой и со скрученной правой рукой.

Он долго и внимательно изучал ножи и, выбрав пару самых, по его мнению, лучших, хриплым голосом произнёс:

— Вот эти. Два крючка. Сеть.

Я весь вскинулся:

— Что? Два крючка? Ты что, совсем?

Сова резко и настойчиво дёрнул меня за рукав:

— Соглашайся, — он негромко шепнул мне на ухо. — Крючков мало. Я сам видел. Сетей нет совсем. А для него, они главное, чем он может добыть пищу. Он не охотник. Отдай ножи.

Я вздохнул. Старик терпеливо ждал. Мне сложно было понять всю систему ценностей этого мира. Отдать два первоклассных ножа за два убогих крючочка, плюс еще не виденную нами сеть — это казалось верхом коммерческого несовершенства… Сова еще раз кивнул головой.