Загремела, задребезжала кухня, застучали колёса, прыгая по мёрзлым кочкам. Забыв об усталости, помчались лошади по лесной дороге. Повар повернулся к помощникам, примостившимся позади, и крикнул:

– Ежели мы до рассвета не догоним роту, нехай нас судит военный трибунал! Поняли, что я говорю?

Солдаты молчали. Чего ж тут не понять?

Дядя Петя поглядел вверх. Над дорогой раскинулось огромное, светлое, усыпанное звёздами небо. Бледная луна купалась в этом безбрежном океане, а под ней, как бы крадучись, проскальзывали прозрачные облака, и такая стояла кругом тишина, что так и тянуло поговорить…

Только дяде Пете не довелось отвести душу в беседе. Как из-под земли вырос возле кухни старшина Ломакин, усталый и злой.

– Где вы пропадали, где вас черти носили! – накинулся он на повара и его подчиненных. – Может, нашли где тёплое местечко и залегли поспать?

Он вскочил на козлы, уселся рядом с поваром и продолжал уже более спокойно:

– Проедем ещё с полкилометра, потом свернём налево, в село. Там женщины натащили картошки, два жбана уже начистили, принесли свежего мяса… Соли раздобыл полный мешок. Это тебе не лес, дядя Петя!

– А лошадям? – почти крикнул повар.

– Лошадям? Лошадям – овёс! Всё достал!

Как бы поняв, что речь идёт о них, лошади пошли проворнее, пустая кухня задребезжала громче. Старшина говорил:

– Надо поскорее приготовить завтрак! Рота расположилась за селом. Немец опять укрепился на высотке. Трудненько будет его оттуда выбить!

Дядя Петя слушал и чувствовал, что сердце его, ранее скованное обидой и злостью, постепенно начинает оттаивать. Свежее мясо, хорошая, немороженая картошка, колодезная вода (а не из проруби в лесной речушке) и соль… Да он нынче сварит такой суп, которым самого командира полка попотчевать не стыдно! А овёс лошадям? Дядя Петя явственно ощущал, что совесть его успокаивается. Вот уже сколько времени он обещает лошадям, что на первой же стоянке в селе достанет им овса. Лошадей обманывать нельзя – бессловесные твари, они верят!

Сидя на козлах и важно помахивая кнутом, дядя Петя слушал старшину. Лошади уверенно шагали вперед. Вскоре на опушке леса показалась крыша, за ней вторая, третья…

На рассвете старый повар со своей кухней уже пробирался узким проулком к околице деревни, за которой теперь проходила линия фронта.

Оба котла были начищены до блеска. За кухней брели солдаты, помощники дяди Пети, с термосами на спинах, а впереди шел старшина Ломакин – указывал путь.

Вокруг застыла холодная, угрюмая тишина. Гасли звёзды. Медленно занимался короткий зимний день.

Вот и околица. Глазам открылось большое поле, покрытое серой коркой снега. При свете наступающего дня всё чётче вырисовывалась на горизонте та безымянная высотка, на которой закрепились немцы.

– Попробуй, достань их там! – сердито сказал старшина. – Вот канальи! Ты погляди, дядя Петя, где они окопались. Видишь? Всё прячутся, гады! В открытую ни за что не станут воевать, вечно норовят за горушку либо за лесок уцепиться. Они тебя видят, а ты… Теперь во-он там засели… – он ткнул рукой в сторону высотки и крепко выругался.

Дядя Петя окинул взглядом поле, стараясь сообразить, как лучше подобраться к переднему краю, чтобы не попасть под обстрел.

– А хороший нынче день будет! – неожиданно сказал он.

За околицей было оживленно. Там и тут на дороге стояли регулировщики; проезжали грузовые машины и ныряли в балку; тянулись крестьянские подводы, увозившие в тыл раненых. Колонна пехотинцев вышла на поляну, рассыпалась в цепь и короткими перебежками двинулась вперед. Только теперь дядя Петя приметил, что в балке, чуть пониже дороги, скопилось много солдат – верно, несколько подразделений. «Умеют фрицы маскироваться, да мы тоже не лыком шиты! – подумал дядя Петя. – Балочка-то как раз для «катюш» приготовлена. Как жахнем по немцам – мокрого места не останется!»

Где-то затараторил пулемёт и тут же смолк.

– Вон там, за скирдами, и наша рота, – сказал старшина. – Видишь?

– Вижу.

– Ну, тогда езжай побыстрее! – приказал старшина. – А я прямиком пойду.

Первый знакомый человек, повстречавшийся дяде Пете, был лейтенант Лаптев. Он сидел, прислонившись спиной к скирде, и что-то торопливо записывал в тетрадь. Увидев дядю Петю, лейтенант поднялся и подошел к кухне. Голубые глаза его глядели приветливо. Дяде Пете подумалось, что лейтенант, верно, вовсе не умеет сердиться: ведь сейчас в самый раз было бы дать хороший нагоняй повару.

Лейтенант Лаптев привычным движением сдвинул на затылок ушанку, обнажив крутой, выпуклый лоб, как и всё лицо обветренный и красный.

– Молодец! – крикнул он повару, как будто тот совершил бог весть какой героический поступок. – В самое время подоспел! Энзе кончился, солдаты намёрзлись, проголодались. Скорее корми их горячим!

Пока дядя Петя поворачивал лошадей и ставил кухню за скирдой, лейтенант рассказывал:

– Тут у нас только недавно поутихло, а то жарко было. Три раза поднимались в атаку. Не пускает фриц… Да врёт, пустит! Вот сейчас люди поедят, согреются…