Съ этими патетическими словами Самуэль раскланялся и быстро пошелъ по тротуару.

— Какой странный молодой человкъ, провалъ бы его взялъ! — воскликнулъ напудренный лакей, провожая глазами Самуэля съ такой физіономіей, которая ясно показывала, что ему ничего не удалось съ нимъ сдлать.

Самуэль не сказалъ ничего; но, пройдя нсколько шаговъ, онъ обернулся, подмигнулъ, улыбнулся, кивнулъ головой и потомъ весело пошелъ домой, вполн довольный собою.

Вечеромъ, ровно въ три четверти восьмого, м-ръ Анджело Киръ Бентамъ, эсквайръ и церемоніймейстеръ, выпрыгнулъ изъ своего экипажа y подъзда заведенія минеральныхъ водъ, и при немъ были тотъ же самый парикъ, т же зубы, тотъ же лорнетъ, т же часы, цпочка и печати, т же кольца, та же брильянтовая булавка и та же палка. Были, впрочемъ, нкоторыя довольно замтныя перемны въ его костюм. Его фракъ казался нсколько свтле, батистъ смнился блымъ шелковымъ бльемъ и, притомъ, былъ онъ въ черныхъ шелковыхъ чулкахъ и бломъ бархатномъ жилет. Эссенція изъ bouquet du roi распространяла вокругъ него чудное благовоніе на весьма далекое пространство.

Одтый такимъ образомъ, церемоніймейстеръ, углубленный въ исполненіе своей важной обязанности, обошелъ вс комнаты и приготовился принимать гостей.

Гостей было очень много, и въ буфет едва успвали получать по шести пенсовъ за чай. Въ бальной зал и игорныхъ комнатахъ, на лстницахъ и въ коридорахъ раздавались безпрестанно смутный гулъ разнообразныхъ голосовъ и стукотня отъ множества ногъ, мужскихъ и женскихъ. Платья шелестли, перья колыхались, свчи сіяли, брильянты сверкали. Началась музыка — не кадрильная, потому что музыканты еще не играли, но музыка мягкихъ и миніатюрныхъ ножекъ, сопровождаемыхъ по временамъ веселымъ и звучнымъ смхомъ, музыка томная и нжная, всюду и всегда пріятная въ обществ прекрасныхъ женщинъ. Со всхъ сторонъ сверкали глаза, оживленные пріятными ожиданіями, и всюду мелькали граціозныя формы, живо и быстро смняемыя одна другою.

Въ чайной комнат и вокругъ карточныхъ столовъ группировались довольно неуклюжія старухи и безобразные старые джентльмены, разсуждавшіе втихомолку о свжихъ сплетняхъ, при чемъ интонація ихъ голоса и выразительные жесты обличали высшую степень наслажденія, почерпаемаго ими въ этомъ занятіи, очевидно пріятномъ и полезномъ. Между этими группами замшались три или четыре заботливыя маменьки, углубленныя, повидимому, въ сущность интересной бесды, что, однакожъ, не мшало имъ бросать по временамъ исподлобья косвенные взгляды на своихъ дочерей, которыя, поступая сообразно съ материнскими наставленіями, начинали уже длать возможно лучшее употребленіе изъ драгоцннаго времени, и весело было видть, какъ он роняли свои платочки, надвали перчатки, опрокидывали чашки и такъ дале: признаки маловажные, даже пустые съ философской точки зрнія, но всмъ и каждому извстно, что при нкоторой житейской опытности можно воспользоваться ими съ большимъ успхомъ.

Около дверей и по разнымъ угламъ комнатъ бродили молодые люди, глупые, чопорные, считавшіе себя предметомъ общаго удивленія и любопытства. Они старались забавлять прекрасный полъ произведеніями своего доморощеннаго остроумія и были убждены душевно, что каждое ихъ слово веселитъ и разнживаетъ женское сердце. Корифеи бальнаго паркета, они были счастливы и вполн довольны своей судьбой.

И, наконецъ, на нкоторыхъ заднихъ скамейкахъ, абонированныхъ, повидимому, на весь бальный вечеръ, сидли разныя незамужнія леди, уже давно переступившія за предлы двическихъ мечтаній и надеждъ. Он не танцовали, потому не было для нихъ кавалеровъ, и не играли въ карты изъ опасенія прослыть невозвратимо одинокими; но положеніе ихъ тмъ не мене казалось интереснымъ и совершенно комфортабельнымъ, потому что он вдоволь могли злословить всхъ и каждаго, не размышляя о себ самихъ.

Словомъ, это была сцена общаго веселья, пышности и блеска; сцена богатыхъ костюмовъ, прекрасныхъ зеркалъ, выполированныхъ половъ, жирандолей и восковыхъ свчъ. И на всхъ пунктахъ этой сцены, быстро переходя съ мста на мсто, рисовался щепетильный Анджело Киръ Бентамъ, эсквайръ и церемоніймейстеръ. Онъ раскланивался со всми, разговаривалъ со всми, улыбался всмъ.

— Сюда, въ чайную комнату. Нальютъ вамъ за шесть пенсовъ горячей воды и назовутъ это чаемъ. Пейте, — сказалъ м-ръ Даулеръ громкимъ голосомъ, обращаясь къ м-ру Пикквику, который, во глав маленькаго общества, приближался въ эту минуту, ведя подъ руку м-съ Даулеръ.

М-ръ Пикквикъ повернулъ въ чайную комнату и здсь, пробиваясь черезъ толпу, привтствовалъ его улыбкой и поклонами Анджело Бентамъ, эсквайръ и церемоніймейстеръ.

— Я въ восторг, почтеннйшій, — говорилъ Бентамъ. — Присутствіе ваше драгоцнно для Бата. М-съ Даулеръ, вы украшаете нашъ балъ. Ваши перья — истинное сокровище. Превосходно!

— Есть тутъ кто-нибудь изъ замчательныхъ лицъ? — спросилъ Даулеръ.

— Кто-нибудь! Отборное общество, сэръ, лучшій благороднйшій сокъ всего Ба-ата. М-ръ Пикквикъ, замчаете-ли вы эту леди въ газовомъ тюрбан?

— Толстую старушку? — спросилъ м-ръ Пикквикъ наивнымъ тономъ.

— Фи! Позвольте вамъ замтить, почтеннйшій, что въ Бат нтъ толстыхъ старухъ. Это вдовствующая леди Снофнуфъ.

— Право? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Я вамъ говорю, — подтвердилъ церемоніймейстеръ. — Тсс! Подойдите поближе, м-ръ Пикквикъ. Видите-ли вы вотъ этого блистательнаго молодого человка, что повернулъ теперь къ намъ?

— Съ длинными волосами и необыкновенно узкимъ лбомъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Да. Это въ настоящую минуту богатйшій молодой человкъ въ цломъ Бат. Молодой лордъ Мутонгедъ.

— Неужели?

— Честное слово. Вы сейчасъ услышите его голосъ, м-ръ Пикквикъ. Онъ будетъ говорить со мною.

— A кто этотъ другой джентльменъ подл него, въ красномъ жилет и съ черными бакенбардами? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Это высокородный м-ръ Кроштонъ, неразлучный другъ молодого лорда, — отвчалъ церемоніймейстеръ. — Здравствуйте, милордъ!

— Очень жалко, Бентамъ, — сказалъ милордъ.

— Да-съ, очень жарко, милордъ, — отвчалъ церемоніймейстеръ.

— Демонски жарко, — подтвердилъ высокородный м-ръ Кроштонъ.