Шрифт:
— Да это же мальчик! — воскликнул Борибай.
Сержант, лежавший немного поодаль, процедил сквозь зубы.
— Замолчи!
Мальчуган шел медленно. Уже можно было различить стеганую черную фуфайку, слишком большие валенки с подшитыми подошвами и разодранными голенищами. С явно напускной беспечностью паренек задирал кверху свое раскрасневшееся круглое лицо и поглядывал на верхушки деревьев. Но в его напряженном лице была тревога.
— Погоди, пацан! — крикнул Добрушин.
Мальчик вздрогнул, круто обернулся. Видно было, как он прерывисто дышит.
— Не пугайся, сынок, мы же свои, — поднимаясь на ноги, мягко сказал Бондаренко.
Бойцы вышли из-за веток, и мальчик со смешанным чувством удивления и радости, растянув рот в улыбке, завороженно уставился на красноармейцев. Его румяное лицо сияло. Не сводя глаз с бойцов, он сделал к ним два шага и остановился у сугроба, на краю дороги.
— Куда идешь?
Не отвечая на вопрос Добрушина, мальчик энергично махнул рукой назад:
— Дядя! В нашей деревне немцы.
Мальчик в простоте душевной был уверен, что красноармейцы, не медля ни минуты, бросятся в деревню и выгонят оттуда немцев. С таким чистым восторгом он смотрел на них, что они почувствовали себя неловко.
— Подойди поближе, мальчонка, потолкуем, — позвал Бондаренко.
Радость в лице парнишки погасла, он посмотрел на Бондаренко задумчиво и как-то выжидательно.
— Выгонять из деревни немцев нам сейчас нельзя. Мы другое задание выполняем. Понимаешь?
Мальчик, мигая ресницами, кивнул головой.
— Как тебя звать?
— Санька.
— Ишь ты. У меня сынок тоже Санька. Сдается мне, ты сможешь нам помочь. Хлопчик ты головастый.
— А ты, пацан, не тяни, выкладывай, что знаешь. Не к куме в гости пришел, — нетерпеливо сказал Добрушин.
Мальчуган испуганно вскинул на него свои ясные глаза: по тону Добрушина он понял, что этот человек — командир. Потом мальчик перевел глаза на Борибая, стоявшего поодаль.
— Ты его не подгоняй, — проговорил Бондаренко.
Добродушие Бондаренко, его мягкий голос ободрили мальчика.
— Мы, как видишь, в тылу врага, — продолжал Добрушин. — Продовольствия у нас нету, кончилось. Есть тут поблизости деревня, где немцев нет?
— Не знаю. В Ефремове тоже немцы... В Калашникове — немецкие танки, — раздумывая, ответил Санька. — Вам небось хлеба надо?
— Разумеется, так.
— Тогда сбегаю в деревню, принесу.
— И притащишь немцев на хвосте?
— Нет.. Нет... Я немцам не скажу, — губы мальчугана обиженно искривились.
— Ты-то не скажешь, а они сами смекнут, — осторожно проговорил Бондаренко. — Будешь носиться взад-вперед, они и смекнут. Ты сейчас куда идешь?
— В Кирюхино.
— Родные у тебя там?
— Тетка Настя живет. И дед Михей.
— Вот и ступай в ту деревню, а на обратном пути хлеба занесешь, ну и другого чего, если найдется. Нас тут много, пусть и дед Михей возьмет на себя труд, поможет.
Бондаренко выжидательно посмотрел на Добрушина.
— Пусть будет так, — ответил Добрушин. Подойдя к Саньке поближе, он принялся наставлять мальчугана. — Не вздумай ребячиться, следи за каждым своим шагом, оглядывайся по сторонам. Осторожно действуй, понял?
— Понял, товарищ командир! — ответил Санька, глядя на Добрушина с великим уважением.
На вид Саньке было лет одиннадцать-двенадцать, но он словно повзрослел сейчас на глазах у бойцов, как-то подобрался, посерьезнел. Он быстро пошел по тропинке дальше; на ходу обернулся и крикнул:
— Я скоро, дяденьки!
Третьи сутки взвод Ержана шел на восток. Двигались очень медленно, преимущественно по ночам, а с рассветом прятались в лесах. Вчера с утра им пришлось долго отсиживаться в редком лесочке: впереди скопились большие силы немцев. Солдаты, под прикрытием еловых ветвей, не шелохнувшись, лежали до самого вечера; они переворачивались с боку на бок, разминались, стараясь согреться. Короткий день тянулся бесконечно долго.
Напряженное ожидание, сознание близкой опасности повергло солдат в уныние.
Ночью взвод двинулся дальше. Ержан стойко переносил все тяготы переходов, упорно и твердо ведя вперед изможденных, голодных солдат.
Сегодня он остановил взвод в глухой чащобе. Когда измученные солдаты повалились на снег, Ержан понял, что нужно принимать решение. До сегодняшнего дня он боялся рисковать и избегал деревень. Теперь ему стало ясно, что одной осторожности мало. Так можно уморить людей. Ержан отобрал трех солдат — Добрушина, Бондаренко и Борибая — и приказал им любой ценой добыть продовольствие.