— А что плохого-то было?

— На работе у нас жуткая обстановка. У всех нервы на пределе. Постоянная грызня, какие-то дрязги.

— Это все из-за смерти Самсонова?

— В общем, да.

— Решаете, кому быть главным?

— И это тоже, — вздохнул я. — Но основная причина не в том.

— А в чем же?

— Убийца Самсонова — среди нас.

— Кто? — вскинулась Марина.

— Если бы знать. Расклад такой, что никто из посторонних убить не мог. Значит, кто-то из нашей компании. И вот этот гад затаился, ведет себя, как все, и из-за него мы друг друга подозреваем, и это так мерзко! Встречаешься с человеком взглядом, а в том взгляде — ложь и страх.

Меня даже передернуло, как только я вспомнил свои мучения. Марина осторожно, по-матерински, погладила меня по голове.

— А я слышала, что убийцу уже арестовали.

— Да он такой же убийца, как все мы! — с досадой сказал я. — Против него ничего нет! И вся его вина заключается в том, что он, получив от Самсонова по физиономии, пригрозил тому отомстить. И умудрился это сделать за пятнадцать минут до убийства.

— Значит, все-таки он?

Я покачал головой:

— Уж если человек решился на убийство, то не будет кричать об этом, да еще при свидетелях.

— А если он был так взбешен?

— Он убил бы Самсонова прямо там, на месте. Правильно?

Марина участливо заглянула мне в глаза:

— Может, тебе уйти оттуда?

— Куда?

— Куда угодно. В таких случаях тянуть нельзя.

Я не мог уйти. И объяснить причины тоже не мог. Только буркнул:

— Посмотрим.

Марина прижалась ко мне. Она была теплой и очень ласковой. Дарила спокойствие и без особого труда делала счастливым.

— Я люблю тебя, — произнес я. Она даже не пошевелилась.

— Ты слышишь?

Кивнула, но так и не повернула ко мне своего лица. Ее голова покоилась на моей груди, и в какой-то момент я вдруг почувствовал теплую сырость, как будто мне на грудь кто-то брызнул парным молоком. Я резко приподнялся и развернул Марину. Она плакала. Совершенно беззвучно — только слезы катились по щекам.

— Что случилось?

— Ничего, — всхлипнула она и улыбнулась сквозь слезы. — Просто сегодня ты сказал мне это в первый раз.

— Разве это такая уж трагедия?

Она снова улыбнулась:

— Нет. Но я не думала, что когда-нибудь этого дождусь.

— Это так важно для тебя? — изумился я. — По-моему, все было ясно и без слов.

— Ясно, конечно. Но хотя бы ради приличия мужчина сначала говорит, что любит, а уже потом — постель и все такое прочее.

— Мужчины действительно говорят это только ради приличия. Потому что все равно всегда подразумевается постель.

Я говорил насмешливо, стараясь тем самым скрыть собственное смущение и растерянность.

— Так что у нас с тобой, по крайней мере, все искренне, без притворства.

Марина покачала головой.

— Тебе никогда не понять женщин, — прошептала она.

Что правда, то правда. Познав ее смелость и напор едва ли не с первых дней знакомства, я и представить себе не мог, что слова имеют для нее хоть какое-то значение. Склонился над ней и стал поцелуями осушать ее слезы. Она затихла и даже, как мне показалось, перестала дышать.

— Люблю тебя, — сказал я. — Наверное, только сейчас сам это понял.

Просил прощения за собственную толстокожесть.

— Я думал, что все продлится очень недолго. Побудем вместе и разбежимся. Я уеду.

— Куда? — вскинулась Марина.

— Я не собираюсь никуда уезжать, — пробормотал я, поняв, что проговорился.

Марина выглядела встревоженной. И как ей действительно сказать, что я уеду и это случится очень скоро? От одной мысли о предстоящем расставании мне самому становилось плохо. Она — здесь, я — там. Сначала редкие, раз в месяц, встречи. Очень недолгие и почти случайные. Я стану приезжать к ней на денек, и наша любовь будет сродни воровству. Потом мы будем расходиться все дальше и дальше, как это случается между редко видящими друг друга людьми. И в конце концов у нас не останется ничего, кроме щемящих воспоминаний.

— Я увезу тебя отсюда!

— Куда? — удивилась Марина.

— В Вологду.

— А твоя жена?

Черт, я же сам ей наплел когда-то про жену.

— Я с ней разведусь.

— И что я буду делать в Вологде?

— Жить, — сказал я. — Ты будешь моей женой. Наверное, она не восприняла мои слова всерьез, потому что засмеялась.

— Нет, — сказала она. — Я не могу быть твоей женой. Только любовницей.

Потянулась ко мне и поцеловала.