Казанцева Марина Николаевна
Шрифт:
— Я хочу попасть к Гонде! — пожелал Лён.
— Ты попадёшь к нему, но не сейчас. Есть маленькая проблема. Ты слишком вжился в образ Гедрикса. Спроси себя, кто ты.
«Я — Гедрикс.»
— Да. — помолчав, ответил Лён. — Дело скверно.
— Огляди себя. — предложила Гранитэль.
Ошеломлённый Лён увидел, что на нём не просто одежда Гедрикса. Он сам — эрл Гедрикс! На боку висит дивоярский меч. Всё остальное — не его!
— Так измени меня скорее! — воскликнул Лён. — Или нужно пожелать?!
— Ты помнишь, как утратил память твой друг, Костян Степаныч? — засмеялась Гранитэль. — И как ты вытащил его из сказки? Мой друг, тебе придётся пройти тот же путь! Подарить твоей маме королевство — куда легче, чем изменять чужую память! Ты сам прекрасно справишься с такой задачей! Итак, в какую сказку мы попадём с тобой?
— Подумать надо.
— Не увлекайся очень, а то влюбишься в принцессу. Потом Костян будет над тобой исподтишка смеяться!
Лён вспомнил про Потятишну и расхохотался. Точно, будет стоять под берёзой среди окурков и целоваться с воздухом!
— Скажи, кого же ты любила? — спросил он, обращаясь к пустоте внутри просторного алмазного шатра.
— Алариха, конечно. Разве сам не понял?
Да, он понял это ещё тогда, когда она почти призналась ему в любви. Но, сердцем чуял, что Гранитэль заблуждалась. Если бы не это, он принял бы её руку. Принцесса была увлечена честолюбивыми мечтами, ей мерещилась сказочная власть. Стать волшебницей. Она ей стала — Эйчвариана всё-таки ошиблась.
Сожалеет ли он, что не принял тогда решения и не стал мужем Гранитэли, как она его просила? Да, очень сожалеет. Если бы не верность другу, он бы ни о чём ином мечтать не мог. Эрл Гедрикс был поставлен перед страшным выбором — между любовью и дружбой. Не приведи кому такое! Он сделал выбор — выбрал честь и погубил обоих. Согласись он стать королём, обручившись с принцессой Гранитэль, и не погиб бы целый мир, а только его друг — Аларих.
Как страшно! Неужели такое может быть? Неужели лучший, благороднейший выбор может привести к невообразимо ужаснейшим последствиям, нежели маленькая сделка с совестью? Значит, и такое возможно?! Когда-нибудь он разберётся в этом?
— Что-нибудь смешное? — раздумывал он. — Например, Емеля?
— А, может, героическое? — отозвалась Гранитэль. — Ты же рыцарь, Лён.
— Я не хочу утратить эрла Гедрикса в душе. — снова обернулся Лён.
— Ты и не утратишь. Я же говорила, вы родственны. Ты будешь помнить графа, как помнишь Елисея.
Он кивнул. Всё правда, он помнит царевича, как самого себя. И снова шагнул к стене.
— Я не хочу расставаться с тобою, Гранитэль. — с тоской проговорил эрл Гедрикс.
— Иди, мой друг. Не неволь юношу. У него своя судьба, свой путь, своя любовь. Ты прожил жизнь, эрл Гедрикс. Теперь его черёд. Говори, Лён! Сейчас или никогда!
— Мы не добили трёх змеюк! — вдруг вспомнил он. — Пойду, добью!
— Вперёд, мой рыцарь! Будет трудно, но дело того стоит!
— Пойдём, посмотрим, где Лёнька провалился. По-моему, он даже в койке не ночует! — с таким предложением обратился к Федюне Костик.
— Всё думаешь, что он возьмёт тебя с собою на Селембрис? — сварливо отозвался тот. — Больно ему надо!
Костян смущённо примолк. В самом деле, он хотел упросить Косицына отправиться хоть ненадолго в Киев и повидать Забаву Потятишну. Была мысля чтоб вызвать Алёшку Левотьевича на дуэль. Треснуть гаду по ланите и извалять в пыли. Зря он тогда послушался, вёз бы племянницу князёву в стольные палаты! Ну и что, что княжна была слегка чумаза — в змеюкиной норе сидела же, а не в Бахчисарайском фонтане!
Он вздрогнул и стал оглядываться. Никто не догадался, о чём он думал?! Жениться на Косицыне! Вот идиот!
— Я так понял, — продолжал какую-то мысль Федька. — что совсем необязательно спать, чтобы попасть в Селембрис. Платонова только тронула тот перстень, что у Лёньки висит на шее.
— Да? — алчно подсунулся Костян. — Вот с этого места и далее подробно.
— Да это всё. Я только спросить не догадался: она там набрала у гномов камешков или только песни пела?
— Ну так, пойдём, найдём и спросим у Лёлё! — предложил Костян.
Они быстро оделись и побежали через холл. Вокруг телевизора на стульях и полу сидели обитатели корпуса. Несчастные отроки сдались перед произволом со стороны телекомпаний и теперь покорно наблюдали, как Андрей Мягков ел знаменитую заливную рыбу. Давали «С лёгким паром.»
— Чур, чур меня! — отшатнулся Костя.
Побегавши по лагерю, выспрашивая там и сям, они притащились на поляну.
— Смотри, не сунься к лошадям! — предупредил Федюн.
— Сам смотри! — огрызнулся Чугунков, чувствуя себя просто дураком. На Селембрис им захотелось! Вот, придурки!