Казанцева Марина Николаевна
Шрифт:
Он забросил ведро в колодец и наклонился над ним. В лицо пахнула влага. Федька обезумел — он закинул ногу через край.
— Стой, дурак! Там глубоко! — Костя оттащил его.
И тут холоп рванул свой меч и полоснул по срубу.
«Вот придурок!» — хотел сказать Костян, но не сказал.
Раздался громкий свист, и рассечённое бревно вдруг засочилось кровью. Холоп скакал на лошади вокруг колодца и рубил его. Сруб изгибался, шипел, лилась ручьями кровь. Всё сооружение запульсировало, застонало. Далеко внизу вскипела и забулькала вода, потом стала подниматься и переливаться через порубленные брёвна. Её цвет был отвратительно жёлтым, а запах — удушающим. Мерзкая жижа выплёскивалась на песок и оставляла шевелящуюся пену. Кровь смешивалась с жёлтым ядом и тут же свёртывалась, чернея. Брызги попадали на засохшее дерево — в том месте кора тут же принималась дымиться и гореть.
Испуганные Федька с Костиком попятились от страшного колодца.
— Это не колодец. — сказал им Ванька. — Это первая змеюка. Колодец дальше.
Через полчаса примерно они достигли настоящего колодца. Сначала проверили его на прочность. Всё нормально.
Полдня все пили воду. Вода была не слишком хороша — наверно, по санитарным меркам она не дотягивала до нормы, но никто о том не думал. Пришлось устроить небольшой привал. Зажгли костерок, поставили греться котелок. Холоп где-то раздобыл заварку, достал из своего мешка окаменевший кусок мёда, весь в мякинных крошках. И они мирно пили чай, пахнущий соломой. Холоп разговорился.
— Вань, а как ты узнал, что это отравленный колодец? — умильно спросил поповский сын.
— А я прошлой ночью ходил вокруг. Смотрю — огонёк горит! — с хитрым видом давай рассказывать холоп. — Я подкрался, вижу: стоит избушка! А в окошке свечка. Ну, думаю, что за нехристи собрались тут на совет? Заглянул тихонечко, а там сидят змеюки!
— Да ну?! — не поверил Федька.
— Ага! Сидят и говорят: вот-де, надо извести царевича с поповичем! Они-де нам ну смерть как надоели! Мужьев вот на Калиновом мосту всех погубили.
Царевич с поповичем переглянулись и дальше слушали внимательно.
— Тут они давай друг перед дружкой хвастать, кто напридумывает смерть страшнее да хитрее. Одна и говорит: я-де притворюсь колодцем. Они как явятся ко мне да как напьются, тут все и сгорят огнём! Тут я как услышал, так бежать обратно!
— А что же две другие?! — вскричал Федюн. — Ты что же, не дослушал?!
— Не, — помотал кудлатой головой холоп. — я торопился.
— Вот дурень! — рассердился Федька. — Кто же так ведёт разведку?!
— Вспоминай, Бубен, сказку. — потребовал Костян. — Сам говорил: дед тебе читал.
— Когда всё это было. — уныло оправдывался поповский сын. — Не верю я ему. Темнит чего-то.
— Ладно. Давай с тобой не будем дураками. — мудро рассудил Костян. — Я полагаю, Ванька не такой простак. Всё он там слышал, у избушки этой, только говорить не хочет. Если он начнёт чего там делать не по-нашему, ты сразу не ори и не кидайся. Сначала разберись.
— Чай пить не пора? — спросил Федюн.
— Оголодал? — усмехнулся Костя.
— Не, — на манер холопа помотал кудрями Бубен, — я попощусь маленько. Что-то в глотку ничего не лезет.
Холоп тут же согласился на предложение устроить перерыв. Собрал веток, запалил костёр. В воде недостатка не было, колодцы встречались на пути. Вот над костерком закипела вода. Ванька бросил в кипяток сухих листочков.
— А где же мёд? — спросил Костян.
— А мёда нет. Поели всё. — безмятежно ответил коровий сын.
— Ладно. Чего у нас там? — смирился Чугунков. — Доставай давай.
— Ничего нет. Вы пока сидите, а я отправлюсь на охоту. — отвечал холоп.
До утра они сидели у костра и пили кипяток с соломой.
— Всё, хватит. — отвалился Федька. — А то опять какая-нибудь диарея будет.
У Костяна в животе бурчало. Он не мог понять, какая ночью может быть охота. Холоп носился где-то за холмами на своей чахленькой, но выносливой лошадке. Сусликов, что ли, ловит?
Костя лежал н спине и смотрел на звёзды. Интересно, здесь те же созвездия, что на Земле? А потом вдруг обнаружил, что неба он не видит. На месте луны кружилась большая кура-гриль. Костян сглотнул и подавился слюной.
Видения неслись. Полтавская полукопчёная сцеплялась кольцами, образовывала цепь и проносилась мимо с грохотом, как курьерский поезд. Сосиски исполняли варьете, солировала мощная индейка. В небе шёл парад — летели строем ножки Буша. Везувий разозлился и исторг из чрева реки молока. Кипящая стихия неслась с горы, окутывалась пенкой и загустевала. С неба падал горячий творог, Помпея гибла. Штормило, люди тесно сгрудились на льдине. Не льдина это, а пломбир. Не люди это, а орехи. Акулы появились так внезапно! И стали алчно откусывать от льдины. И съели всё!