– Клава, – суетился дед, – ты ноги-то поднимай.

– Тебе хорошо говорить, ты у нас здоровый, а я не сегодня-завтра рассыплюсь.

С трудом усадив Клавдию, Катка подхватила сумку с гостинцами. Вторую к машине нес дед.

– Вона сколько кума нам подарочков надарила. Отнекивались, как могли, куда там. Стояла насмерть, говорит, если откажетесь взять, станете кровными врагами.

Ката открыла багажник.

– Доча, да ты не поднимай тяжести, я сам справлюсь.

Закончив фразу, дед согнулся пополам.

– Ай!

– Что с вами?

– Поясница! Вступило.

– Идите в машину.

– Неудобно, помогу я тебе.

– Идите-идите, я сама положу сумки.

Скрючившись, старик доковылял до дверцы и, не переставая причитать, опустился на сиденье.

Поместив сумки, Копейкина вытерла взмокший лоб. Похоже, кума у пенсионеров оказалась дамой щедрой. Интересно, что она положила в сумки? Кирпичи? Булыжники? А может, они везут мраморную плиту?

Стоило «Фиату» тронуться с места, как старушенция залебезила:

– До Малаховки быстро доедем, а вот Акимушке до Сосновки далече.

– Не беспокойтесь, довезу и вас, и вашего брата.

– Холодно-то как, ручки-ножки отнялись. Акимушка, ты как к себе приедешь, баньку сразу затопи.

– Ты сама в баньку сходить не забудь.

– Что ты, – отмахнулась Клава. – С моей Веркой в баньку сходишь, как же, жди, так она и разрешила ее истопить. Жадная до коликов в желудке. Дрова у нее все наперечет, лишнее поленце не выпросишь. Она скорей удавится.

– Вера – это кто? – спросила Ката для поддержания разговора.

– Невестка Клавкина, – пояснил Аким. – Жуткая баба.

– Мое наказание, – гудела пенсионерка. – Дома по струнке ходить заставляет, а чуть что не по ее, начинает кричать. Обзывает по-всякому, и все не дождется, когда я на тот свет отправлюсь.

– А сын куда смотрит?

– Так нет сына-то, помер два года назад. Зашибал он у меня по-черному. От водки и помер. А Верка после похорон как с цепи сорвалась. Я вроде как обузой стала. А зачем ей свекровь нужна? Ей одной пожить охота, вот и изводит меня по-всякому.

– Говорил я тебе, Клавка, перебирайся ко мне в Сосновку. Будем вдвоем хозяйство вести, так ты упертая как ослица.

– Ага, разбежалась я. Это что ж ты предлагаешь, избу Верке оставить? Чтобы она там царицей себя чувствовала? Нет уж. Хата на меня записана, поэтому буду жить, пока Господь к рукам не приберет.

Аким вздохнул и посмотрел в окно.

– Не знаешь, что лучше, либо, как я, в одиночестве куковать, либо с родственниками жить.

– По мне, так лучше одной, – буркнула Клава. – Пока себя обслуживать в состоянии, не нужон мне никто. Да только Верка-то из хаты не уедет. Нет, она хитрющая как лиса.

В деревеньке пришлось оставить машину у хлипкой одноэтажной постройки, над крылечком которой на ржавом листе было написано: «Продукты».

– Дальше ты не проедешь, – пояснила Клавдия. – Дороги окаянные совсем испортились. Иной раз, какой старухе «Скорую» вызывают, так врачи не могут к дому подъехать. От магазина пешком идут.

Катка выключила зажигание.

– Дочка, ты мне сумку до дома донести не поможешь?

Дед запротестовал:

– Ну ты совсем уже! Соображаешь, о чем просишь? Будет тебе молодуха такие тяжести переть, я сам донесу.

– Оставайтесь в машине, – проговорила Катка. – У вас спина больная.

– Не справишься ты. Тяжело.

– Ничего, это несмертельно.

До дома Клавдии Катарина шла минут двадцать. Нет, если бы она шествовала одна, то до избушки можно было бы добраться в три раза быстрее, но сейчас… Старушенция ползла медленней черепахи. Сделав пару шагов, бабулька останавливалась и, тяжело дыша, говорила:

– Ох, устала.

Наконец, кивнув на синюю калитку, Клава объявила:

– Пришли.

Катарина была готова закричать от переполнявшей ее радости.

– Доча, ты поставь сумку у калитки, я сейчас Верке скажу, она заберет. И спасибо тебе, деточка. Дай бог здоровьичка.

– И вам не хворать.

– Ты уж Акимушку довези и сумку его помоги до дома допереть. Станет отнекиваться, не слушай, а то, чего доброго, по дороге свалится.

– Не волнуйтесь.

Открыв дверцу «Фиата», Катка хотела сказать старику, что его сестрица благополучно добралась до места, но… Акима не оказалось в машине.