Его слова, как тупые зазубренные лезвия, рвали моё сердце.

— Сэр, я пришёл сюда с вами только потому, что за мной шёл человек, который ненавидит меня и поклялся убить. Рваный чуял его. Как только я увижу, что опасности больше нет, я сразу же уйду. Мне от вас ничего не надо.

Я торопливо ушёл, почти убежал в отведённую мне комнату, бросился на кровать и вцепился зубами в угол подушки. Ярость, унижение, ненависть, обида и жалость к самому себе образовали мерзкое чувство, которому нет названия. Я был бы рад причинить боль каждому, с кем мне доведётся встретиться в этом доме, но с особенным наслаждением заставил бы страдать мистера Эдварда.

Так я и лежал, пока не пришла Фанни. Наверное, она ничего не знала о моём побеге и возвращении, потому что ни словом не обмолвилась об этом и вела себя, как всегда. Она говорила о своей сестре, жаловалась на её доверчивость и легкомыслие и даже пожелала узнать моё мнение, следует ли ей поговорить с мистером Эдвардом и попросить место для неё в этом доме. По её словам выходило, что её сестра была очень умелой и старательной девушкой, но за ней нужен был постоянный надзор. Она так увлечённо строила планы насчёт своей сестры, что даже я заинтересовался этой проблемой.

— Попробую, — решилась Фанни. — Как только мистер Белл уедет, я сейчас же поговорю с хозяином. Посмотришь, какая славная у меня сестра.

Я подумал, что, может быть, ко времени отъезда мистера Белла я уже успею покинуть город. Фанни этого не подозревала, и мне было приятно сознавать, что я знаю нечто такое, чего не знают другие. Я уйду, начну новую жизнь, увлекательную жизнь бродяги или лучше странника, а этот дом останется жить своей прежней жизнью, словно меня здесь никогда и не было.

— Что ты загрустил, Робин? — ласково спросила Фанни.

— И не думал грустить, — отрезал я. — Мне ещё никогда не было так весело.

— Значит, мне показалось, — уступила девушка. — А раз тебе весело, то улыбнись и иди завтракать.

Всё во мне перевернулось, когда я подумал о встрече с мистером Чарльзом и остальными, которые, наверное, потешались над уличным вором, называвшим отцом богатого джентльмена. Мне нет до них никакого дела, мне они безразличны, но как же мучительно их видеть!

— Иду, — пробормотал я, наугад открывая книгу про Робин Гуда, чтобы оттянуть время и придти в себя.

— А он не терял хладнокровия, — заметила Фанни, заглядывая через моё плечо. — Я бы, наверное, не решилась так запросто разговаривать с людьми, которые меня ищут, чтобы арестовать.

Это был не мой случай, но почему-то он меня подбодрил. Люди, собравшиеся к завтраку, не хотели меня арестовывать, но они были моими врагами, а я, названный Робертом в честь этого героя, не покажу им своего смятения.

— Иду, — повторил я, захлопывая книгу.

Я шёл в столовую и думал, как мне себя вести. Поздороваться, как здесь принято, сказать что-нибудь дерзкое или вообще промолчать?

— Доброе утро, Робин, — первым приветствовал меня мистер Эдвард.

— Доброе утро, — вырвалось у меня по привычке, и это можно было понять, как приветствие всему обществу.

— Садись на своё место, Робин, — сказала леди Кэтрин. — Мы ждём только тебя.

Я упорно не смотрел на мистера Чарльза, хотя он был постоянно у меня перед глазами.

— Ночью ужасно лаяла собака, — пожаловался Поль. — Она лаяла, наверное, целый час. Я даже начал думать, что лезут воры, но она замолчала.

Мистер Белл, на которого я в этот миг смотрел, стал пепельно-серым.

— Она не просто лаяла, — подхватила Энн. — Она о чём-то кричала. Что случилось?

— Наверное, ей приснился дурной сон, — попытался успокоить дочь мистер Белл, улыбаясь через силу.

— Кто-нибудь ходил около решётки, вот она и отгоняла его, — подал голос мистер Чарльз.

— Если бы собаки могли говорить, они рассказывали бы много интересного, — сказала Энн.

— К счастью для них, они не умеют говорить, — задумчиво произнёс мистер Эдвард, и почему-то у меня холодок пробежал по коже.

— Дядя Эдвард, как странно вы говорите! — удивилась девочка-кукла, широко раскрывая глаза.

— Ничего странного, — возразил Поль. — Если бы они болтали, как сороки, только по-человечьи, их никто не стал бы заводить. Сейчас делай при них что хочешь, а они только хвостом машут или лают, а если бы умели говорить, то чуть что — побежали бы жаловаться. Слух у них хороший — мигом разнесут, что сболтнёшь, не подумав. Да ещё нюх…